На деревьях в садах не осталось плодов – ни музыкальных инструментов, ни драгоценных яблок, сверкающих под темными ветвями. Кругом не бродили якши и якшини, размахивая прозрачными крыльями или рогатыми головами.

Тишина тревожила, но дарила облегчение. Викрам представлял сотни вариантов своего победоносного возвращения. Например, можно въехать в город на золотых слонах. Или даже явиться пред очи совета посреди заседания в ливне монет. Хотя последнее вряд ли – но лишь из опаски получить монетами по лбу.

До Турнира желаний Викрам знал форму победы, отбрасывающую широкую тень на страницы истории, но не ощущение.

Оно оказалось сияющим и неугомонным и сдавливало его кости, заставляя освободить место для новой версии Викрама. И он не представлял, как приспособиться к новому себе или тяжести этих двух «я» в одном теле.

Стоя перед Куберой и Каувери и наблюдая, как над ними колышутся истории, Викрам потерял всякое чувство времени.

Прежде чем отправиться в Алаку, он смел надеяться, что предназначен для большего. А теперь осмеливался верить, что сумеет познать всю глубину замысла.

Викрам все ждал, что магия выкроит и сошьет его будущее из разрозненных кусков, но магия лишь показала, как самому его сшить.

Он глянул на зачарованный пергамент в руке. Даже исполненное желание ничего не решало. Хотя, конечно, начало уже неплохое.

– Каково твое желание, Принц-лис? – спросил Кубера.

До появления магии в его жизни, ответ казался простым. Викрам верил, что должен занять уджиджайнский престол, и считал, что приглашение на сказочный Турнир каким-то образом это подтверждает. Но это было глупо. На самом деле он всегда хотел лишь раскрыть свой потенциал. Но всех пробелов за одну ночь волшебным образом не заполнить, над этим нужно трудиться. А Викраму нужно было учиться.

– Хочу, чтобы другие увидели во мне потенциал.

Кубера улыбнулся, и в следующий миг в руке Викрама появился тщательно запечатанный зачарованный документ.

– Покажи его своим советникам. И не забудь рассказать историю, достойную нас.

Викрам улыбнулся, прижимая пергамент к груди вместе со вторым даром Куберы – змеей, которая сжималась, услышав неправду. Он назвал ее Биджу, «Драгоценность», и добрый час проверял ее способность распознавать ложь.

– Я самый прекрасный принц на свете, – сказал Викрам.

Биджу сжалась.

– Следи за своими манерами, Биджу. Отныне я истинный наследник Уджиджайна. Или вроде того. И уж точно больше не марионетка.

Биджу осталась спокойна, и сердце его подпрыгнуло.

– Я самый прекрасный принц в Алаке? – попробовал Викрам снова.

Змея сдавила руку.

– Я самый прекрасный принц в саду?

Ничего. Викрам огляделся, убеждаясь, что он тут не только единственный принц, но и единственный человек в садах Алаки. Он нахмурился.

– Чувство юмора у тебя как у одной моей знакомой. Ее тоже называют драгоценностью, Жемчужиной, но вряд ли она способна распознавать ложь.

Биджу ничего не ответила, лишь обвилась вокруг его шеи и поймала собственный хвост ртом. Викрам готов был поклясться, что услышал смиренный змеиный вздох. Он обернулся ко входу; натянутые нервы звенели. Почему Гаури еще не пришла? Кубера соврал? Прежде вера его была непоколебима, но за короткий месяц Викрам познал то, от чего уже не сможет избавиться.

Сомнения.

– Гаури жива и невредима, – прошептал он Биджу, молясь, чтобы та не шелохнулась.

И услышал тихий смех.

– Сплетничаешь обо мне со змеей?

Викрам застыл. В дверях стояла Гаури. Высокая, властная, озаренная солнцем, будто поймала пригоршню лучей и решила, что на ней они смотрятся лучше, чем в небе.

Порой казалось, что она умеет повелевать стихиями и отгонять воздух, вот и сейчас Викраму вдруг стало нечем дышать.

– Я бы посплетничал о тебе с тобой, но тебя не было рядом, – сказал он, демонстрируя Биджу, и Гаури с завистью взглянула на змею-правдорубку. – Где пропадала? Бродила по тонкой грани между жизнью и смертью?

– Как всегда. – Она скрестила руки на груди. – А ты? В последнюю нашу встречу у тебя из спины торчал кинжал.

– И в последнюю нашу встречу ты меня обнимала.

Гуари раздраженно фыркнула:

– Ты только это запомнил? Ты умирал!

– Я падал на землю.

– …Чтобы умереть.

– Чтобы погрузиться в неопределенную форму существования, по общему признанию, весьма болезненную.

Она рассмеялась. И Викрам, который никогда в жизни не хотел замедляться, только двигаться все быстрее и быстрее к новой цели, вдруг обнаружил, что жаждет навсегда остаться в этом мгновении.

Они просто стояли и смотрели друг на друга. Он чувствовал, что Гаури проигрывает в памяти все случившееся перед пиршеством страха. На лице ее застыла улыбка, но удерживала ее скорее привычка, чем радость.

Когда Гаури подняла руку и смахнула со щеки прядь волос, горсть кристаллов поймала и преломила солнечный свет, едва не ослепив Викрама. Он прищурился и далеко не сразу понял, что это никакие не кристалы, а рука.

– Что-то… новенькое? – Он указал на ее пальцы.

Гаури поджала губы:

– Будет трудно забыть о принесенной жертве. – В глазах ее вспыхнула боль. – А ты не обзавелся стеклянными конечностями?

Викрам покачал головой, хотя сердце неистово забилось о ребра. Разве вправе он утверждать, что Алака не заменила какую-то его часть стеклом? Может, как раз сердце… Глядя на Гаури, он чувствовал, сколь оно чистое и звонкое. Как осколок стекла. Такое же прозрачное. И такое же хрупкое.

– Перед Парадом Баек ты спросила, чего я хочу.

Гаури закусила губу. В ожидании. Заготовленные фразы нетерпеливо толкались на языке Викрама. Он пытался отрепетировать речь, пока слонялся по саду, но теперь, когда она была здесь, ее свет – слепящий и обжигающий – заставил слова рассыпаться, едва они срывались с уст.

– Я хочу больше времени с тобой, – выпалил Викрам. – Больше времени, когда мы сможем не оглядываться по сторонам и не гадать, не ждет ли за углом ловушка.

Он подошел ближе. Или она? Или, быть может, земля отпрыгнула с их пути.

– Хочу, чтобы мы ни от чего не убегали и никуда не спешили, разве что друг к другу. Хочу, чтобы твои объятия были никак не связаны с попыткой кого-то обмануть, с празднованием победы или с ужасом, который чуть нас не убил. Снова. Хочу всего один день, в котором будем только ты и я, ну и, конечно, сладости, но в основном…

Гаури вцепилась в него. Викрам уже и сам к ней наклонялся и, когда она схватила его, чуть не упал. Губы встретились с губами, и он снова потерял равновесие. Близость Гаури дурманила, ослепляла. Медовое пламя и вспышки молний. Викрам ощутил миг промедления в ее поцелуе. Сомнения. И еще до того, как Гаури отстранилась, понял, что именно это она ему и предлагает. Не время вместе, а воспоминания.

– В основном это, – закончил Викрам с тихим смешком.

Она прижалась лбом к его груди:

– Я тоже этого хочу.

Он ждал, перебирая пальцами кончики ее волос. Этого он никогда не забудет.

– Алака изменила меня, – хрипло произнесла Гаури. – Теперь нужно понять, кем я стала.