Они уснули вместе – Алевтина на матрасе, укрытая одеялом, юноша – рядом, на бетонном полу, не выпуская ее ладони из своей. Минувшие сутки измотали их обоих, не было сил говорить, задавать вопросы. Сон. Только целительный сон – спасение.
* * *Дима проснулся, когда его настойчиво потянули за рукав рубашки.
– Мы ошиблись в расчетах! – тревожно прошептала ему в ухо Алевтина.
Юноша приподнялся на локтях. Аля была совсем бледной, губы искусаны, запеклись болячками, грязные спутанные волосы прилипли ко лбу. Карие глаза были почти безумными.
– Я знаю. У нас есть сутки. Только вот что делать дальше, не представляю. Тебе на восстановление нужно не меньше недели, а у нас ее нет.
Девушка раздраженно тряхнула головой и села.
– Нам не нужно идти в Москву. В метро нас ничего хорошего не ждет. Да и куда? Медведково и станции вниз до ВДНХ нежилые, на ВДНХ нас не пустят, у них своих проблем выше крыши. На Алтуфьево и дальше тоже нам не особо рады будут, Комсомольская и прочий Бульвар Рокоссовского – под коммунистами, поставят к стенке – и расстрел. Щелковская и Первомайская перенаселены, там своих идиотов хватает, и без нас обойдутся, – длинная тирада далась девушке с трудом, Алевтина уронила голову на подушку и закрыла глаза.
– Не темни, – недовольно перебил Дима. – Ты что-то знаешь, ведь куда-то тебя понесло в ночь, сквозь пургу. Куда мы должны пойти?
– В Загорянку. Там большой бункер под бывшей воинской частью. Там нас должны принять.
– Должны принять, или ты туда таки добралась и договорилась, что нас примут? Аля, скажи честно, ты уверена, что нас там ждут? Я не стану сейчас задавать вопросов, откуда ты это знаешь, просто скажи точно. До Загорянки далеко, если нам не откроют, без жертв не обойдемся, идти обратно через Лосиный остров, кишащий всякой дрянью и грибами, не лучшая идея.
– Жить хочешь? Тогда – в Загорянку, – раздраженно бросила девушка. Она прижалась щекой к его ладони и резко села. – Что с твоей рукой?
В тусклом свете лучинки было заметно, что пальцы потемнели, Дима не чувствовал ничего ниже запястья.
– Ах, это. Ерунда. Наверное, – невнятно пробормотал он, мысли были где-то совсем далеко.
Договорить им не дали, в комнатку влетела Лена и потянула Дмитрия за собой, он даже не успел спросить, что происходит.
Двое мальчишек лет четырех, может, меньше, тяжело дышали, скорчившись в углу, невнятно взрыкивали сквозь хрип. Молодой ученый побледнел. Очень уж хорошо ему было знакомо это состояние, сколько опытов было проведено, и начиналось все так же…
– Всех в зал, быстро! – выкрикнул парень, бросаясь к рюкзакам. Там, на самом дне, бережно завернутое в тряпочку, было их спасение.
– Что происходит? Что случилось? – слышались выкрики. Дима раздал по несколько кусочков мха каждому из присутствующих и заставил съесть. Жители Нагорного морщились, но послушно жевали, после рассказов Дениса об их приключениях на поверхности и почти чудесного спасения Али с юношей не решались спорить.
Дмитрий на пару минут вышел к Алевтине, потом вернулся и остановился в центре. В его походке и дерганых движениях была паника. Он успел переговорить с Бугаем, дети почти всю ночь играли у дверей, взбираясь туда-сюда по лестнице, а значит, сомнений быть не могло.
– Я ошибся в расчетах. У нас нет двух недель, нужно уходить. Прямо сейчас. Час – на сборы, с собой берите только нужное, мы идем в Загорянку, там большой бункер, будем стучаться к ним. Переход в метро невозможен. Больные малыши вдохнули слишком большую концентрацию грибов, процессы в их организмах необратимы. Чтобы этого не случилось с нами, нужно бежать, и как можно скорее, – голос ученого прозвучал совсем безнадежно.
Дима не знал, правильно ли они поступают, ничего не слышал про Загорянку и принял решение, поверив Але на слово. Ему повезло, последние несколько дней позволили «заморышу» завоевать если не полное доверие, то, как минимум, авторитет. Значит, так нужно…
Собирались впопыхах, вопросов никто не задавал, было не до того. Женщины скидывали в рюкзаки немногочисленные пожитки, мужчины проверяли оружие.
Дима отозвал Бугая в сторону, замялся, не зная, как начать неприятный разговор.
– Детей нельзя брать с собой. Через некоторое время они станут опасны. Мы не можем им помочь, процессы необратимы…
Борис Борисович побледнел, посмотрел с сомнением, но усталые, полные отчаянья глаза парня были красноречивее слов. Бугай кивнул, медленно, будто с усилием, и отошел.
Дмитрий вернулся к Але. Девушка сидела на грязном матрасе – растрепанная, с темными кругами под глазами.
– Как ты пойдешь? Сможешь?
– Где наша не пропадала, – мрачно махнула рукой Алевтина, вставая. Она нашла в углу заскорузлые от крови джинсы и без малейшей брезгливости натянула их на ноги. – В раскорячку пойду, как ковбой. И да… Спасибо тебе. Я перед тобой в долгу, ты мне жизнь спас.
Аля обняла Диму, прижалась к нему всем телом – такая хрупкая, маленькая без огромного живота. Ему хотелось спрятать ее от всего мира, закрыть собой, от нежности и любви защипало в носу, потянуло где-то ниже пояса.
– Я люблю тебя, – шепнул он ей на ухо.
Девушка отпрянула, в ее глазах было что-то странное: боль, стыд, а вместе с этим – глубокое и чистое чувство.
– Я тоже тебя люблю…
Дмитрий пришел в себя после суеты сборов уже на улице, среди сугробов, поблескивающих в тусклом дневном свете. Бункер остался позади, безлюдный и безжизненный.
Хотя… Тут молодой ученый врал самому себе, и эта мысль зудела надоедливым комаром, тревожила. Там остались дети. Дима соврал Борису Борисовичу, малышей можно было бы спасти, но – не здесь и не сейчас, нужны были лекарства, лаборатория… Так что, пожалуй, сказал почти правду. Только вот совесть почему-то заедала и мучила. Лена кричала, ругалась у порога, не хотела уходить, мужчины вывели ее, и теперь она шла где-то позади, едва переступая ногами по глубокому снегу. А дети… Их оставили спящими возле дверей, ребята даже не поймут, что их бросили, без медикаментов это не люди – берсерки, кровожадные и неуправляемые. Опасные для всех остальных. Не уберегли, не доглядели. И теперь, ради дела выживших… Дмитрий передернулся, слишком уж его мысли напоминали пропаганду полковника и Доктора Менгеле. Впрочем, на рефлексию времени не было.
Аля шла рядом, чуть пошатываясь, ее тяжелое дыхание слышалось даже сквозь противогаз. Только бы ей дойти. Обессиленная, больная… Дима попытался подхватить ее под локоть, но девушка раздраженно оттолкнула его руку, боясь показать свою слабость.
Сбоку от колонны шли Бугай, Ефремыч и Денис с ружьями наизготовку, по центру – Лена и Галя, рядом Васятка и парнишка, чьего имени Дмитрий не запомнил, вели бабу Шуру, еще двое помогали идти усталому старику. Остальные замыкали, за старшего остался Бандит в своей неизменной бандане с черепами, которую он залихватски намотал поверх противогаза.
Снег прекратился, но мутные тяжелые тучи плыли низко-низко, предвещая очередную бурю, солнце не проглядывало сквозь их ватную пелену.
Аля показывала дорогу. Вышли почти к самым Мытищам, когда девушка махнула рукой налево и повела всех отчего-то не к Теплоцентрали, а левее, вдоль кладбища, в сторону мемориала и леса. Дима насторожился, но уверенные шаги спутницы заставили его подавить в себе червячка сомнений.
И все же что-то было не так.
– Аля?
Девушка обернулась, дернула плечами.
– Хочешь спросить, почему мы свернули? Возле ТЭЦ появились тифоны, обойдем кругом, через мемориальное кладбище, и свернем в Мытищи дальше, – нервно ответила она, раздраженная вопросами.
Что-то
