Настала очередь Кадоша вздохнуть и скептически приподнять брови:

— Едва ли Райх всерьез рассчитывал упрятать меня в тюрьму, он убедительно доказал, что у него совсем иной интерес к моей персоне; однако эта хитрая змея всегда знает, когда ужалить, а когда проскользнуть между пальцами… Ты сумел найти компромат на Рафаэля, который на самом деле Гаспар, как выяснилось, но на Райха у нас до сих пор ничего нет, кроме его ночных откровений у меня дома и днем в церкви.

— Ты забыл про показания Жюльена, так удачно раздобытые твоим… ээээ… твоим другом, — хмыкнул Кампана. — Поверь моему опыту: каждое доказательство, каждая улика в отдельности могут казаться шаткими и слабыми, но представленные скопом, и грамотно представленные — а для этого у нас есть мэтр Кан — всегда производят впечатление и на прокурора, и на судью.

Матье, не отрываясь от фотографий, кивнул, соглашаясь с доводами полицейского, и назидательно поднял палец:

— Вы отлично поработали, месье Кампана. Не считая самого доктора Дюваля, этот «поденный рабочий» — основной свидетель «преступления», и то, что он, оказывается, имеет столь бурное прошлое, привлекался к суду за вымогательство и нанесение телесных повреждений, да еще подозревался в убийстве, просто подарок судьбы. Настолько роскошный, что я невольно начинаю сомневаться в его реальности…

— То есть как это? — в один голос спросили Соломон и Кампана, причем голос доктора прозвучал удивленно, а комиссара — возмущенно.

Матье цинично улыбнулся и пояснил:

— Множество очевидных улик и доказательств, рассыпанных щедрой рукой прямо под носом, на поверку часто оказываются дорожкой из хлебных крошек, ведущей прямехонько к домику ведьмы… И мне сдается, что герр Райх заранее просчитал наш ход с проверкой свидетеля. Это все дымовая завеса. Такая же, как та, что сейчас создаем мы. Ты прав, Соломон: Райх не собирается засаживать тебя в тюрьму, это слишком просто, и, если разобраться, совсем не в интересах «Опус Деи». У него на уме что-то совсем другое… помимо денег… и даже помимо твоего брата, которого он требует принести в жертву. Меня очень тревожит, какие козыри прячет в рукаве этот сладкоречивый шулер.

Кадош ничего не ответил, но помрачнел и побледнел, замкнулся в своих мыслях: опасения Матье Кана отзывались болью в душе, поскольку очень походили на правду, и совпадали с его личными страхами.

— Знаете, господа, для меня все это очень мудрено, — заявил Кампана и потянулся за начатой, но недопитой бутылкой пива. — Что до меня, мне совершенно плевать, что там себе думает и воображает этот религиозный маньяк-извращенец… Меня интересуют только факты, факты и еще раз факты. Состав преступления. Кто он такой, этот Густав Райх, что натворил? Пытался убить месье Вернея — раз; убил миссис Шеннон — два; подстроил похищение двоих людей с целью вымогательства и шантажа — три; и, наконец, если я правильно понимаю ситуацию, телесные повреждения, полученные доктором Дювалем, тоже появились не сами по себе, а нанесены подручными Райха… Вот факты, друзья мои! Если даже оставить в стороне ту историю десятилетней давности… что имела такие печальные последствия… — и ныне содеянного вполне хватит, чтобы упечь герра Райха на пожизненное. Чем скорее, тем лучше.

— Аминь, — усмехнулся Соломон и чокнулся с Юбером своей бутылкой. — Мы все с этим согласны. И ключ к достижению цели — освобождение Эрнеста и Мирей, которые пока что не найдены. Круг замкнулся, как и десять лет назад, когда мы почти вот так же искали Ксавье Дельмаса.

«Искали и нашли… но увы, слишком поздно.»

— Ничего он не замкнулся! — горячо возразил Кампана и стукнул кулаком по столу, так что хлипкая конструкция трусливо затряслась, а пиво из только что открытой бутылки выплеснулось на скатерть.

Соломон придержал стаканы, Матье — документы, а Юбер, не обращая внимания на учиненный им беспорядок, продолжал взволнованный монолог:

— Пусть каждый из нас делает свое дело, то, что может, и то, что должен. Я буду дальше вести расследование по своим каналам, проверять всех, кто так или иначе связан с делом, а заодно искать выход на этого прогрессивного кардинала, который уже пару раз давал по шапке опусдеистам; ты, Соломон, продолжай заправлять Райху мозги, держи его на денежном крючке, пусть думает, что ты испугался и лезешь вон из кожи, чтобы выкупить свою свободу и свободу виконта, и держи связь сам знаешь с кем — я, как и ты, верю, что им повезет! Ну, а вы, месье Кан…

— Знаю, знаю, месье Кампана. — тон адвоката был несколько надменным: Кан терпеть не мог, когда ему указывали, что делать, даже в шутку. — Мое дело — снять с месье Кадоша все обвинения и подать встречный иск, о злонамеренной клевете и лжесвидетельстве. Ваши сведения очень пригодятся. Но… где же главный фигурант сегодняшнего вечера? Карло… или как там его. Вы, Кадош, еще полчаса назад анонсировали его скорое появление, однако этот субъект явно не торопится.

— Могу только повторить — он придет. Я готов поспорить на тысячу франков, что информация, которой он готов поделиться, важнее всего, что у нас сейчас есть по делу.

— Побереги свою тысячу… — кисло усмехнулся Матье. — Если ты окажешься прав, то за свои ценные сведения этот представитель древнейшей профессии запросит кругленькую сумму.

Кампана неожиданно для себя засмеялся. Вопреки его первоначальным опасениям, находиться в гей-клубе оказалось не так уж противно — это вообще был скорее танцевальный бар, хотя здесь имелась обширная приватная зона, поделенная на несколько секторов с комнатами отдыха и… кабинками для секса. К счастью, комнаты и кабинки находились по разные стороны от танцпола, выполнявшего роль разделительной полосы, и Юберу не пришлось даже мельком увидеть спущенные штаны, голые задницы и стояки, и прочее непотребство. В той части, где они расположились, скрывшись за плотными малиновыми занавесями, стояли удобные диваны, горел уютный свет, и заводная музыка, долетавшая с дискотеки, не оглушала и не раздражала, а веселила.

— А здесь довольно-таки неплохо! Теперь я понимаю, Соломон, почему ты выбрал это местечко… Приятное с полезным. Интересно, кухня у них работает? Я бы с удовольствием съел сэндвич, у меня с утра маковой росинки во рту не было.

Увы, Кампане не суждено было спокойно поужинать. Едва он успел высказать свое желание, приватность обстановки нахально нарушила чья-то уверенная рука, отодвинувшая занавеску. Жеманный голос спросил:

— Тук-тук… кто в домике живет? Вечера вам доброго, синьоры. Не угостите ли бокалом вина?

Соломон, с трудом, но все-таки узнавший утреннего знакомого, пришедшего к