Сигнал повторился еще раз очень близко и настойчиво. Она обернулась – Леша щедро распахнул дверцу своей шестерки. Это вызвало усмешку.

– Танечка, садись. Подвезу. Почему такая скучная?

Леша ловелас. Она так считала. Но может, и нет. Просто он был хорошим приятелем и даже, где-то, ухажером. Впрочем, какая разница. С ним всегда приятно поговорить, когда выпадал шанс отвлечься, и никто не мешал.

– Ты опять безлошадная? – сказал он, наклоняясь к дверце, чтобы попрочней ее закрыть и будто неумышленно, приобнял Татьяну. Она не придала этому особого значения, понимая, что ему это приятно, как и всем мужчинам.

– Он уехал к своей матери.

– «Он уехал к своей матери»!.. – как эхо, иронично повторил Леша. – А почему к своей? Она и тебе как бы...

– Не «как бы». Она меня не любит. Его мать.

– За что, если не секрет.

Татьяна помедлила, ответила скучно:

– Не секрет. Она считает, что я слишком молода для своего мужа.

– Тьфу ты! Извини, вырвалось. Так это же хорошо, когда такая красивая, спокойная и...

– И что?

– Ну... сексуальная девочка, как ты, обнимает тебя, ласкает и, наверное, даже любит, где-то...

Татьяна скупо улыбнулась, протянула руку к его щеке и фамильярно похлопала по ней своей узкой ладонью:

– Поехали, ловелас.

– Это я ловелас? – переспросил он, трогая машину. – Я для тебя не ловелас, а друг. Сердечный и, мне кажется, где-то неплохой друг.

Татьяна доверчиво посмотрела на его гладко выбритый профиль, обращенный на дорогу. Леша был ведущим инженером в отделе диагностики двигателей, всегда ходил в местную столовую поблизости Института, где и она любила очень часто обедать с Робертом. Их взгляды, ее и Леши, сталкивались, когда они с Робертом поглощали обед где-нибудь возле окна, подальше от суетливой публики. Почему сталкивались – она только сейчас подумала, услышав признание насчет дружбы. Значит, он ее подлавливал и садился за столик «в прямой видимости». Так, чтобы Роберт сидел к нему спиной.

– Нет не секрет. Для тебя. Она считает меня психопаткой, не только слишком молодой.

– Психопаткой?! – он даже притормозил и посмотрел на Татьяну с крайним удивлением. – Ты психопатка? Лучшего анекдота нельзя было придумать?

– А что? Не похожа? – улыбнулась она.

Леша недоуменно пожал плечами.

– А жаль. Хотелось бы побывать с психопаткой хоть немного в интимных обстоятельствах, – он с усмешкой скосил взгляд на Татьяну. Но психопатка не среагировала на шутку.

Несколько минут Леша ехал, задумчиво глядя на дорогу.

– Мне кажется, Танечка, насчет психов полный бред. Отговорка твоей свекрови. Она этим хочет сказать, что ты и Роберт не пара. И я с ней согласен. Не обижайся. Я давно наблюдаю за твоим лицом, хотя оно у тебя слишком замкнуто. Наверное, это еще одна причина, что твоя свекровь где-то права.

– Мое лицо? Объясни...

– Оно у тебя сразу становится раскрепощенным, когда ты попадаешь в хорошую компанию своих сверстников.

– Леша, случайно не влюбился ли ты в меня?

Леша улыбнулся:

– Ты хочешь сказать, что моя жена меня не устраивает? Или я не люблю ее?

Татьяна пожала плечами:

– Не знаю. Может быть.

– Нет, Танечка. Мы с тобой друзья, не более.

Он кинул дежурную фразу, словно для всеобщего успокоения. Но потом добавил как бы вскользь:

– Может быть потом... как-нибудь, – и озорно улыбнулся.

Это была его обычная шутка, к каким Татьяна уже давно привыкла.

– Танечка, тебе куда, я тебя отвезу. У меня сейчас появилось неучтенное время. И мне скучно.

– Ты знаешь, я это заметила. И тогда, если можешь, подбрось меня к школе, я заберу ребенка. Она там, в школьном лагере. Ну, ты знаешь. Меня к ней уже несколько раз подвозил.

Леша радостно кивнул, как показалось Татьяне, и машина, повернув направо, резво понеслась по дороге.

Возле школы позади школьного приусадебного участка под уютными ивами он остановил машину, откинулся устало на спинку сидения. Татьяна сидела молча, обдумывая фразу, брошенную Лешей о ее психозе. Да, он и не знает, что это правда. Он не знает что это такое, когда тобою владеет необъяснимый страх в какой-то жуткой несуществующей ситуации, но для нее как будто бы реальной, и тогда... Он не знает, видно, панический ужас малолетнего ребенка, на глазах которого родители в хмельном угаре гоняются друг за другом с топорами в руках. А потом смерть сгоревшего от денатурата отца... Нет, Леша не знает всего этого.

Татьяна глубоко вдохнула носом, справляясь с подступившим удушьем к горлу.

Он взял ее руку, приложил к своей щеке и непроизвольно коснулся губами ее ладони. На запястье он увидел то, что ему, наверное, не стоило видеть – поперек тонкими линиями белели три шрама.

– Когда это было? Это он? Это он тебя довел, да? Не бойся я ему и никому не скажу. Это правда? – Леша гладил белесые полоски и, волнуясь, смотрел на Татьяну.

Она отвернулась и коротко ответила:

– Нет. Это было после того, как он уехал...

– Он бросал тебя, да?

– Я узнала, что он женат и выгнала его.

– И ты была...

– На втором месяце. Он не знал.

– Таня... Извини. Я не хотел этого разговора. Давай иди за Наташей. Я отвезу...

– Если тебя не затруднит, к моей маме. Ладно? Наташка очень соскучилась по бабушке.

– С превеликим удовольствием. Давай!

Глава 12

На работу Роберт ехал в плохом настроении. Татьяна, не отличающаяся от стандарта своей неразговорчивостью, вовсе замкнулась. Ремень безопасности скучающе болтался на захвате возле ее плеча и настойчиво напоминал о своем использовании, что, впрочем, как заслуга автоинспекции, давно вошло в привычку. Значит, заторможенность была основательной. Только, как бывает в таких случаях, не понятно, что творилось за этой ширмой. Неполная отключка, прострация или игнорирование окружа-ющим миром во имя принципа, что впрочем, положения не меняет.

Вместо слов Роберт потянулся к ремню безопасности, обняв Татьяну и заодно поцеловав в висок, набросил на тонкое ее плече ремень, расправил под грудью, погладил живот, улыбнулся. На ласки Татьяна не среагировала.

Потом ехала молча, смотрела на дорогу бегущую под колеса...

Вчера, придя домой, застал жену и ребенка в постели, хотя было еще рано, и это расценивалось, как бунт на корабле. Он принял душ, поцеловал спящую Наташу, нырнул под одеяло и тихонько, нежно обнял Татьяну. Конечно, реакции не последовало. Тогда он рассыпал бисером поцелуи вокруг ее шеи и груди. Но жена лежала неподвижно, и Роберт, понял, что она не спит, подумал, сколько же это надо иметь терпения, чтобы ничем себя не выдать, не вздохнуть, не шевельнуться, чтобы не обнаружить слабость своих нежных чувств хотя бы несколько минут? Отказать себе в самом ценном ради глупого безрассудного,