Вернувшись и открыв одну из них, понюхала, а затем и лизнула. Успокаивающее зелье Фроста. Идея, подкрепленная разочарованием, что хозяина комнаты нет, показалась стоящей. И, собрав все флаконы в подол ночной рубашки, я отнесла их на кухню. Вылив в мусорное ведро, на всякий случай даже их помыла.
Совершив рискованный, но нужный поступок, я поднялась в свою временную спальню и, немного поворочавшись, крепко уснула.
Пробудилась, когда серый рассвет заглядывал в окно, от пристального взора. Одетый в домашнюю одежду Фрост сидел на краю моей постели – хмурый, с плотно стиснутыми губами… стиснутыми в тонкую линию. Вот же шмырь! Все так плохо?
– Иза, зачем ты вылила мое лекарство?
– Оно тебе мешало. – Сонливость еще туманила голову, и я ответила кратко и честно.
– А если, обезумев, я кого-то убью? – поинтересовался он тоном, каким обычно узнают у прохожих время. – Один косой взгляд – и куча трупов.
Перевернувшись на бок, я закрыла глаза. Дрема не отпускала.
– Не обезумеешь, я буду рядом…
– Этого-то я и боюсь.
Кровать дрогнула – мужчина ушел.
Дремоту как рукой сняло. Я села в постели бодрая и встревоженная.
Мать милосердная, я вылила зелье Фроста! И он меня всего лишь пожурил, а должен был отчитать!
На соседней подушке лежал белый бархатный футляр и темно-синяя коробка с надписью «Ольрионская ночь». Открыв первую, зажмурилась – настолько красивого защитного артефакта я еще не встречала. Ожерелье из рэйских камней, идеальной формы и безукоризненной огранки, радужно переливалось. В комплекте к нему шли серьги.
Захлопнув футляр, сделала глубокий вдох. Красиво… и щит сплетен мощный, но я не могу принять дорогие украшения. А вот конфеты – с удовольствием.
Пока рассматривала тяжеленную коробку – я еще ни разу с такой фасовкой не встречалась, – в глаза бросилась некая странность. Возле даты производства не стояла магическая печать, подтверждающая, что в Латорию конфеты доставили легально. Можно предположить, что Фрост привез шоколад с собой и вытащил из заначки, когда узнал, что я их люблю, но вот незадача – изготовили «Ольрионскую ночь» всего три дня назад. Вариант, что конфеты куплены у контрабандистов, я отринула сразу. Империя успешно борется с незаконной торговлей, и если кто-то и рискует провозить контрабанду через границу, то редкие травы, зелья и артефакты. Не сладости.
Так откуда мои любимые конфеты у Эйдена? Смотался в Давелию пешком через горы?
Задать вопрос я точно не решусь. После своего косяка с зельем отважусь только вернуть украшения.
Одевшись, я спустилась на кухню.
– Большое спасибо, но я не могу принять столь дорогой подарок.
Футляр аккуратно опустился перед Фростом на стол, заставленный едой: пахнущий летом травяной чай, пышный омлет на двоих из десятка яиц, нарезанные крупными кусками ноздреватый сыр и ветчина.
Меня переполняла нежность: кроме родителей, мне никто не готовил завтрак. Приятные ощущения. Я же взамен только и могу, что выливать чужие зелья… Эх я, хулиганка! Надеюсь, что испортила репутацию не зря.
– Садись завтракать, – велел кромешник и подвинул ближе тарелку с омлетом.
– Спасибо, – я подчинилась, – и за конфеты тоже.
Когда уже пили чай, Фрост вытер руки салфеткой и достал колье из футляра.
– Это не подарок. Фамильная реликвия. – Он помедлил, заходя мне за спину. – Реликвия многих поколений. И она должна быть у тебя как у хранительницы.
Что-что? Странные объяснения для вручения подарка, но возразить я не успела – замочек колье щелкнул, и кожу шеи слегка кольнуло холодом.
– Эйден, какая из меня хранительница?
Скоро мы пойдем искать на ярмарке подходящую Тьме девушку, а он тут реликвиями разбрасывается. Пожалеет ведь!
– Самая настоящая хранительница: артефакт тебя принял.
Наклонив голову, увидела серебристые искорки, которые перескакивали с одного камня на другой, будто живые. И что это значит? Очередной вопрос без ответа.
– Ты пробудила его, лучшей хранительницы не найти.
В горле образовался ком. Не понимаю, зачем мне беречь то, что придется потом передать другой? И вообще, откуда футляр? Взял с собой семейную ценность, понимая, что может погибнуть в чужой стране? Странно. Я о многом хотела спросить, но не хватало смелости.
Все это время Фрост стоял позади и осторожно массировал мне плечи. Большие, сильные руки прикасались так бережно и нежно, что мне захотелось плакать.
Да что это со мной такое? Почему я раскисла, как какая-нибудь пустоголовая девчонка? Хотя о чем я? Глупее меня не найти во всей Латории – влюбиться в мужчину, которому, бесспорно, симпатична, но категорически не подхожу, могла только я.
Крепкие пальцы переместились на шею и затылок, побуждая сонм мурашек разбежаться вдоль позвоночника. А еще остро захотелось откинуть голову назад и подставить губы для поцелуя.
Я испугалась, и замечание вырвалось само собой:
– Эйден, ярмарка уже началась!
Кромешник беспрекословно вернулся за стол и в два глотка допил чай.
До тракта нам пришлось идти пешком – метель намела сугробы, и с двойной тяжестью в них проваливался даже ньйор.
Я и сама нырнула по пояс – специальное заклинание на сапогах, которое помогало держаться на снегу, приказало долго жить. Фрост молча выдернул меня из белого капкана и, подхватив на руки, донес до расчищенной дороги.
Заснеженное поле красиво серебрилось в солнечных лучах. Вскоре глаза заболели, я активировала на шапке магическую вуальку, которая предохраняла от ослепления. Когда кругом белая гладь, без нее не обойтись.
Войдя в город, первым делом зашли в лавку артефактора, чтобы заменить пряжки на моих сапожках. Здорово, что заклинание больше не крепилось к самой обуви, как несколько лет назад. Тогда не успевали сносить пару, как ее уже приходилось выкидывать.
Второй день ярмарки радовал снующей между рядами толпой. Столько девушек и молодых женщин я никогда не видела в городе. Разрумяненные лица, белозубые улыбки – вьюжанки радовались погожему дню и предвкушали Перелом зимы – главный праздник Северных земель. Мои глаза разбегались, Фрост же смотрел куда-то не туда, что будило во мне глухую злость. Я, можно сказать, подвиг совершаю – ищу ему избранницу, чтобы он остался в живых, а он…
В толпе, пока она не поредела, мы пробродили до обеда. Кромешник о вылитом зелье не вспоминал, убивать никого не стремился – жизнь налаживалась! Еще бы времени ему судьба дала больше, и я бы чуть перевела дух.
У бесцельного хождения обнаружилась приятная особенность – невольно мы наслушались сплетен и свежих новостей. В град забрался волот-недоросток и украл у одной почтенной матроны праздничную скатерть, которая проветривалась во дворе. Спасенный старатель пришел в сознание на несколько минут, сообщил, что «Белая Пустошь ждет», и вновь отключился. Ночью кто-то ограбил цирюльника, вынес из салона все бритвы и ножницы – бедный брадобрей посчитал это происками конкурента и расквасил ему нос. У какого-то горожанина сдохла корова и, продавая ненужное сено, он наткнулся в сарае на гнездо прыгунов. Подоспевшая стража благополучно уничтожила нечисть, непонятно каким образом попавшую в город. Еще народ шумел и злословил, радуясь ночному пожару – Кастаноса никто не любил, даже те, кто ходил в его клуб. Сам владелец, по слухам, покинул Вьюгу, когда открыли ворота.
Деловитую суету ярмарки нарушили крики:
– А-а-а!
– Стража!
– Спасите!
Фрост бежал настолько быстро, что Свин сжалился надо мной и, ткнув мордой в плечо, остановился, чтобы