Она раскрыла свое са, давая Парадже его коснуться, и разрешила кошке проникнуть в ее сознание. Собственные мысли возвращались к верховной матери через Параджу. Нурати видела себя в образе сильной молодой вашаи, бьющей хвостом перед могущественным самцом.
– Именно так, – со смехом согласилась она. – Я возьму их короля себе в мужья, и он подарит мне ребенка. Тогда, само собой, наследник двух тронов не будет представлять угрозы ни для одного из них.
Какое дитя она произведет на свет – прекрасное и могущественное! Достаточно могущественное, чтобы расшатать основы мира.
В Зеере нет тронных залов.
Нурати улыбнулась: Эпохи уходят. Мир меняется. Когда-то давно в Зеере уже был трон, трон Зула Дин.
Ты хочешь стать новой Зула Дин?
Нет. – Нурати погладила свой тугой живот. – Это не для меня.
А что делать с повелительницей снов? И что будет с котенком повелительницы?
Ответа не последовало. В этом не было необходимости.
Лучше бы ты продолжала ловить бабочек, маленькая сестренка.
В ее словах сквозило горькое сожаление.
Младенец снова перевернулся в животе, а затем у него начался такой сильный приступ икоты, что Нурати болезненно сжала зубы. Да, ночка обещала быть долгой. Верховная мать взяла маленький серебряный колокольчик, чтобы позвать девочку-прислужницу со свежей порцией кофе.
Нурати работала до глубокой ночи. Луны катились по небу мимо ее окна. Параджа продолжала храпеть, и даже девочка-прислужница уснула в уголке. Масляная лампа дрожала, и глаза Нурати затуманились, когда она дописала последнюю строку последнего стиха первой книги для своей маленькой девочки. Завтра она попросит кузнецов принести золотой фольги, чтобы украсить края страниц. Завтра она… завтра…
В конце концов Параджа оказалась права: когда-нибудь и верховной матери предстояло заснуть.
Перо выскользнуло из ее пальцев и упало на ковер – яркое пятно на светлой шерсти.
Голова Нурати откинулась назад, рука соскользнула с живота.
Лампа рассыпалась искрами, огонь стал слабее, снова заискрился и потух.
В темноте, поджидая ее, горели золотые глаза.
Это были глаза кошки, которая охотилась за бабочками.
22
Когда Сулейма начала оглядываться в поисках матери, юный подмастерье сообщил ей, что Хафса Азейна ушла перед рассветом.
– Ей не под силу отдыхать в окружении такой толпы. Могу ли я чем-нибудь тебе помочь, повелительница снов?
– У меня разболелась голова. Не мог бы ты принести мне еще немного чая? – У нее был целый десяток головных болей, которые сошлись разом в бурной пляске внутри ее черепной коробки. – И не зови меня так. Никакая я не повелительница снов. Я – Джа’Акари.
Дару пожал своими костлявыми, тощими плечами:
– Как скажешь. Повелительница снов предупредила, что чай из драконьей мяты пить пока больше не стоит. Прошло всего полдня, а тебе можно пить лишь одну чашку этого напитка в течение двух суток. И еще повелительница снов сказала…
Сулейма подняла руку, стараясь не поморщиться от недовольства: в том, какой была ее мать, вины мальчика не было. И еще, если она поморщится, боль только усилится.
– Говорила ли она что-нибудь полезное для меня, Дару? Если ты не дашь мне чего-нибудь от этой боли, мне придется снова лечь и надеяться на скорую смерть.
Мальчик поджал губы и посмотрел на Сулейму – слишком внимательно.
– Повели… то есть Джа’Акари, ты не можешь заснуть?
– Да. С тех пор как к нам присоединились атуалонцы, вокруг стало слишком шумно.
По правде говоря, Сулейма уже давненько не спала, и ее компаньоны по путешествию были здесь ни при чем. Шепот, кряхтение и газы, которые выпускали солдаты, были для нее такой же колыбельной, как пение дюн. Хуже, намного хуже был шум у нее в голове. Он досаждал ей так же сильно, как звон в ушах, который появился однажды после сильного удара по голове. Как и от этого звона, от шума было невозможно избавиться. Однако Сулейма не собиралась говорить об этом подмастерью своей матери. Она – Джа’Акари и скорее умрет как Джа’Акари, чем будет жить как повелительница снов.
– Если ты не можешь мне помочь…
– Погоди. – Дару прикусил губу и отвернулся. – Когда вокруг много людей, повелительница снов тоже не может уснуть, и у нее начинаются головные боли. Тебе может помочь долгая прогулка подальше от лагеря. Именно поэтому твоя мать так часто ездит на охоту.
А я-то считала, что ей просто нравится убивать, – подумала Сулейма, скрещивая руки на груди и хмурясь.
– В последний раз говорю тебе, мальчик: никакая я не повелительница снов. У меня просто болит голова. Меня чуть не прикончила львиная змея. Или ты уже забыл об этом?
Дару посмотрел ей прямо в глаза и поднял бровь в манере, характерной для ее матери.
– Пусть так, Джа’Акари. Но ты провела некоторое время в Шеханнаме, и это оставило на тебе такой же след, какой оставляет рана на теле. Позволила бы ты оставить свою раненую руку без всякого лечения?
Сулейма поняла, что ее только что отчитал ребенок. Хуже того, она понимала, что он был прав и что она была с ним груба.
– Прости меня, Дару. Я знаю, что ты хочешь мне помочь.
Он снова пожал плечами:
– Я привык к твоей матери. Вы меня не пугаете.
– Так что же ты предлагаешь, о Дару Храброе Сердце? – спросила Сулейма с улыбкой.
– Отправляйся на прогулку, а еще лучше поезжай верхом на лошади. Иногда присутствие животных действует благотворно. Они обладают спокойствием, о котором люди давно позабыли. Еще хорошо бы постоять босыми ногами на песке. Помогает также близость воды, но я уже много дней не чую рядом водоемов, а ты?
– Нет. И это странно. Ани учила нас, что вдоль дороги должны бить подземные источники.
– Я тоже об этом читал, но думал, что неправильно запомнил. Не важно. Пустыня успокаивает не хуже журчащей воды. Если отъедешь подальше и немного посидишь в одиночестве – просто в тишине, закрыв глаза, – может быть, тебе полегчает. Ох, и надень вот это. – Дару порылся в карманах своей тонкой туники, вытащил большой, висевший на нитке камень розоватого цвета и протянул его девушке. – Когда он начнет тяжелеть, приноси мне, я его почищу.
Сулейма замешкалась в нерешительности.
– Что это такое? Похоже на соль.
– Это и есть кусок красно-белой соли. Он может очистить твою… А, просто возьми его с собой, он тебе поможет.
Сулейма надела нитку себе на шею и заправила ее под куртку, хотя и чувствовала себя при этом довольно глупо.
– Спасибо, Дару. Я верну его тебе.
– В этом нет необходимости, Джа’Акари. У меня таких несколько. К тому же я делаю это не только ради тебя, но и ради себя.
– Что?
– Я не боюсь тебя, Джа’Акари… но боюсь твоей матери.
– Это нас объединяет. –
