– А как я объясню то, что вернулась без вас? Сказать им, что вы поехали в Атуалон?
– Нет. Скажи им… – Ани бросила взгляд на медную коробку и улыбнулась. – Скажи, что я отправилась на рынок чужестранцев в Байид Эйдтен, чтобы продать гаденыша. За него могут дать не один соляной кувшин, а нам они нужны позарез.
Ханней чувствовала, как Кости Эта давят на нее, точно гигантские пальцы, сжимающиеся, чтобы ее расплющить. Дракон Солнца Акари казался далеким, его свет истончался и слабел. Возможно, он отвернулся от нее из-за ее лукавства.
– Как скажете, верховная наставница.
Истаза Ани внимательно вгляделась в ее лицо. Странная, тихая улыбка заиграла на ее губах.
– Теперь ты стала настоящей Джа’Акари, и такой честной воительницы я еще не встречала. – Она склонила голову, совсем чуть-чуть. – Клянусь солнцем, рада тебя видеть, Ханней.
– Клянусь солнцем, и я рада вас видеть… Ани. – Ханней больно прикусила губу. – Я сделаю все, как вы сказали. В любом случае, как вы не устаете нам повторять, сегодня не самый худший день для смерти.
Ани рассмеялась.
– И правда, денек для смерти не самый плохой, Ханней Джа’Акари. Но всегда помни и о том, что для жизни этот день подходит еще лучше.
Ханней нужно было о многом подумать.
– Истаза… Ани. Вы ведь не думаете, что первая воительница и умм Нурати каким-то образом к этому причастны? – Она махнула рукой, указывая на кучу костей. – Это было бы… отвратительно. Немыслимо. Чтобы человек нанес вред вашаю…
Дикий вашай Иннахиль обнажил клыки в безмолвном оскале.
– Верно, немыслимо, – согласилась верховная наставница, тряхнув головой.
Она так и не ответила на вопрос.
20
Я нашел ее кимаа.
Физическое тело Курраана лежало, растянувшись рядом с неподвижной оболочкой Сулеймы. Его голос гремел отзвуками Шеханнама.
Хафса Азейна подняла взгляд от заново перетянутой лиры: Может быть, ее ранили или держат в плену?
И то и другое.
Магия перевертыша или атулфаха?
Ни первое, ни второе, – ответил кот. – Но от этой магии несет пауками. Она высасывает ее са. Так что лучше бы тебе поспешить.
Пауки…
Хафса поставила бастовскую лиру прямо и оперлась щекой на один из выступающих рожков.
Значит, сон Сулеймы был правдив: мы действительно имеем дело с арахнистом. Культ Эта снова возродился.
Выходит, что так.
Хафса Азейна какое-то время подержала пальцы на струнах из кишки. Арфа звала ее, но повелительница снов устала от дороги, от беспокойства, от кровавой бойни.
Чертовы араиды, и что им тут понадобилось? С паучьим народом я не ссорилась. По крайней мере, до этого дня. Можешь отыскать для меня Ани?
А ты отдашь мне взамен мальчишку?
Ни за что.
Ну что ж, попытка – не пытка.
Курраан вздрогнул во сне, когда его смех выветрился у нее из головы.
Хафса Азейна поднесла лиру поближе к себе, расслабилась и начала играть. Звуки выходили сладкими, низкими и такими же мягкими, как голос этого покойника…
В Шахад менестрель забрел примерно за полгода до этого. Его рот был набит детскими сказками, мешки полнились диковинными товарами, а глаза искрились лестью всякий раз, когда отыскивали ее. Хафса до сих пор помнила его лицо: высокие скулы, лучезарная улыбка и дыхание с запахом меда, пряностей и сладкой лжи.
Я могу тебе помочь, – нашептывал он, протягивая к ней руку, точно собирался убрать пряди волос с ее лица. – Я могу помочь вам обеим, сберечь в целости и сохранности, только скажи, где девочка, и я позабочусь о вашей безопасности.
Сладость улетучилась из его голоса в тот самый миг, когда он начал кричать. Его сердце по вкусу не походило ни на мед, ни на пряности, и тем не менее лира, на которую она сейчас опиралась, звучала прекрасно. Струны из человеческих кишок издавали ни с чем не сравнимые вибрации. Хафса Азейна закрыла глаза и сыграла песню, исполненную триумфа и искупления, – такую острую, что она могла бы заставить заплакать саму Зееру.
Теперь ускользнуть в состояние открытости Хафсе было так же легко, как выпить воды, – так мало связывало ее душу с земной поверхностью. Повелительница сна представляла свою интикаллу в виде соцветий на ветке. Они переплетались по ее позвоночнику, раскрываясь бутон за бутоном, и каждое соцветие было ярче и сложнее, чем предыдущее, и так до тех пор, пока последний цвет – глаза сердца калла – не раскрывался клубком такого сильного свечения, что Хафса чувствовала, как его свет выходит из ее физических глаз. Сейчас он коснулся украшенных драгоценными камнями клыков Курраана и пробежал по его столь дорогому ей лицу нимбом красно-золотых искр. Повелительница снов закрыла мирские глаза, распахнула глаза сновидческие и узрела путь Шеханнама. Он вел вниз, в темноту. Хафса Азейна оторвалась от собственного тела и позволила себе провалиться в другой мир.
Сколько раз она уже это проделывала, сколько сотен раз? И все же даже сейчас Хафса чувствовала слабый позыв обернуться через плечо и посмотреть на собственное тело, которое лежало посреди шатра, бездыханное и ледяное, точно труп. Окружающее ее пространство наполнилось музыкой, последняя нота задержала время. Эта нота будет теперь удерживать ее тело до тех пор, пока не вернется душа. Хафса могла бы открыть дверь между мирами и пройти этот путь в физическом обличье, но она так часто нарушала законы Шеханнама, что Охотница уже следовала за ней по пятам. Безопаснее было оставить тело.
Безопаснее, – согласился Курраан. – Но не безопасно.
Свет померк, когда проход в Шеханнам закрылся у Хафсы за спиной, и на мгновение повелительница снов зависла в невесомой темноте. Потом небо начало светлеть, и лучи младшего из солнц прорезали темноту вокруг нее. Она плыла, летела в нем и была легче дыхания ребенка. Хафса знала, что, если опустит взгляд, не увидит своих ног, но подобное ее больше не интересовало. Она сосредоточилась и проплыла вниз, чувствуя, как ветер бьет ей в лицо, хлещет по вытянутым рукам, несмотря на то, что здесь и сейчас у нее не осталось ни того, ни другого.
Вон там. – Курраан указал ей путь самым своим существом.
Ты – настоящий друг. – Хафса собрала волю в кулак и бросилась вниз.
В воздухе сквозили какие-то странные переливы, а небо казалось липким и влажным. Хафсе Азейне внезапно захотелось проплыть по нему, загребая руками, которые с такой настойчивостью представлял ее ум. Ее овеяли ветра, которые, должно
