Незнакомый Хафсе Азейне легионер покачал головой и хмуро уставился на почерневшие тела.
– «Смеющийся мимик» считается оплотом семьи Меров. Точнее, считался. Когда об этом узнает Нинианн… Эта женщина жестко реагирует на все, что касается ее семьи, а ее личная армия в два раза превосходит королевское войско.
– Скорее в четыре.
Все повернулись на голос и обнаружили стоявшего все это время позади покрытого татуировками мужчину. Несмотря на его очевидную юность (безбородое лицо и долговязое тело, казалось, намекали на то, что он еще не вырос до конца), что-то в его глазах и спокойствии, окутывавшем его, точно плащ, подсказало Хафсе Азейне, что перед ней не обычный парень.
– Иль Мер, – поклонился генерал легионеров, и его драконий шлем блеснул на солнце. – Мы очень сочувствуем вашей семье, которую постигла столь тяжелая утрата.
– На самом деле сочувствуете? – Глаза юноши стали темными и зловещими. – Не думаю, что вы способны осознать глубину утраты, постигшей нашу семью. Вы выставили наших мертвых на всеобщее обозрение, точно они ничего из себя не представляли. – По его телу пробежала странная мелкая дрожь, и у Хафсы Азейны поднялись волоски на руках. Что-то с этим сыном соли не так.
Вы, двуногие, очень медленно соображаете, – усмехнулся Курраан в глубине ее сознания. – И пахнете, как жареная свинина.
У него заурчало в животе.
Держись от всего этого подальше.
Как пожелаешь.
Вашай снова рассмеялся и исчез.
– Барам, Наамак, прикройте наших от глаз этих… людей. – Молодой человек зажмурился и демонстративно глубоко вдохнул, прежде чем снова открыть глаза и посмотреть прямо на Хафсу Азейну. – Повелительница снов, я нахожу довольно странным тот факт, что ты прибыла сюда именно тогда, когда пламя начало догорать. Скажи-ка мне, какие дела могут быть у супруги атуалонского короля в «Смеющемся мимике»? Неужели ты приехала лишь для того, чтобы выпить со старинными друзьями? – Он пнул обожженную и выкрученную ногу патрона.
Дракон Солнца Акари распахнул свои крылья над горизонтом, купая собравшихся в несвоевременном благословении.
– К чему ты клонишь, иль Мер? – потребовал объяснений Давидиан. – Думаешь, произошедшее не было несчастным случаем?
– То, что здесь случилось, не более случайно, чем давнишние смерти Не Ату.
Хафса Азейна ничего не ответила.
– Сутан! Айех! – позвал кто-то из саларианцев. – Эта не наша. Она… эхм… она атуалонка.
Курраан подтолкнул Хафсу Азейну в спину и встал поближе к ней.
И как он это понял? – Глаза вашая дразнили Хафсу тайнами, которые хранились в их глубинах. – Вы все пахнете, как жареная свинина.
Я ведь сказала тебе держаться подальше. Оставь эти тела в покое.
Расскажи моей бабке, как ловить мышей. Я съел целого тарбока. Едва ли эти трупы стоят моего времени.
Тем не менее вашай тут же принялся вылизывать свои бока; его длинный розовый язык задевал золотой обруч на клыке. И атуалонцы, и Меры одновременно попятились.
Давидиан сделал шаг вперед и склонился, чтобы посмотреть на тело.
– Он прав: эта женщина атуалонка, и я ее знал. Совсем забыл, что она держала комнаты в Байид Эйдтене.
– Кем она была?
– Старой кормилицей Не Ату. Она ушла на покой и предпочла поселиться подальше от города. Некоторые дети навещали ее до того, как… эхм…
– До того как умерли, все до одного.
Сутан Мер снова вздрогнул, и Хафса Азейна почувствовала, как ее интикалла задрожала в ответ.
– Мы позаботимся о ее теле, легионер, если вы не можете управиться с собственными мертвецами.
Мужчины начали укрывать несчастные обожженные тела белым льном.
– Разумеется – как пожелаете. Разумеется. – Легионный генерал склонил голову, болезненно поморщившись, когда соляные торговцы вскрикнули, увидев самый маленький труп, очевидно принадлежавший девочке. Ее обручи были испачканы кровью, грязью и сажей. Кто-то – может быть, мать – нарядил ребенка в красивую желтую тунику, украшенную по подолу цветами, и расчесал длинные кудри; мать, кормившая ее и целовавшая в мягкое круглое личико, и представить себе не могла, что это платье станет последним, что это будет последнее утро ее дочери…
Точно так же, как Хафса, которая не могла себе представить, как закончится этот день для нее.
– А это еще что? – Легионный генерал наклонился, точно коршун. Когда он выпрямился, Хафса Азейна увидела у него в руках две половинки сломанной окровавленной маски. – Что это такое? Похоже на…
Маттейра закричала.
– Пол-Маски, – произнес легионный генерал Давидиан, и его лицо посерело. – Но что значит этот символ, здесь, между глаз?
– Мне знаком этот знак. – В глазах Сутан Мера появилось странное выражение, а зрачки расширились так, что радужная оболочка была почти не видна. Он нарисовал символ в воздухе – круг, перечеркнутый кривой линией. – Глаз Эта. Его использовали арахнисты… – Он посмотрел прямо на Хафсу Азейну, и до ее слуха донеслись слабые нотки Охоты. – Арахнисты и колдуны. Твой народ называет его «сновидческим взглядом», верно я говорю… пожирательница снов?
Хафса Азейна услышала, как у нее за спиной зашуршали шамзи, доставаемые из ножен готовыми к смертельной схватке джа’акари.
Они на моей стороне, – подумала она. – Они всегда были на моей стороне. Следующая мысль пришла слишком поздно.
Маттейра обеими руками потянулась к разбитой маске, воя так, точно ее душа покидала тело.
– Я спрашиваю тебя в третий раз, пожирательница снов: зачем ты сюда пришла?
Сутан Мер выпрямился. Дракон Солнца Акари глянул на Хафсу из-за плеча этого юноши, и могло показаться, что у него появилась корона из золотых рогов и что облаченные в белое солдаты у него за спиной засияли, словно мстительные духи.
Мир успокоился и замер.
Эхуани, – подумала Хафса, – время лжи прошло.
Нет! – внезапно раздался рык Курраана. – Ты – глупый человек!
– Я пришла затем, чтобы добиться освобождения Башабы и восстановления ее власти в ранге Са Ату.
– Измена! – с отвращением огрызнулся державший принадлежавшую Матту маску легионер.
Курраан рявкнул у Хафсы в голове: Убирайся отсюда!
Охотница протрубила в свой рожок, и ловушка захлопнулась.
– Осторожней, повелительница снов! – крикнула одна из джа’акари.
– Мутаани, – выдохнула Хафса Азейна, и улыбка осветила ее лицо.
Смерть наконец меня настигла.
Проблемы этого мира больше ее не тревожили. Продолжая улыбаться, Хафса достала свой шамзи и велела своей кобыле трогаться. Джа’акари, сидя верхом, оцепили ее в свободное кольцо, повернув лошадей мордами наружу. Их мечи ярко вспыхнули на солнце в предвкушении схватки. Воздух вздрогнул и зазвенел вашаевским призывом к войне, когда Курраан поднялся на задние лапы, выставил когти и низко, гортанно зарычал.
Хафса Азейна повернулась и поймала взгляд Саскии.
– Скорее! – завопила она. – Скачи в Атуалон, расскажи обо всем Ка Ату! А потом встань на защиту моей дочери!
– Нет! Повелительница снов…
– Скачи! – закричала Хафса. – Джа’Акари! Быстрее!
На лице Саскии отразился ужас, но она вложила меч в ножны и толкнула каблуком свою стройную лошадку. Асиловская кобыла, дочь пустыни с добрым храбрым сердцем, самая быстрая среди лошадей,
