Его собственная чурра, сливочно-красная самка с добрыми глазами, тихо склонилась, словно ничего не желала больше, чем угодить своему человеческому хозяину. Левиатус бросил на окружающих кислый взгляд и уселся на цветистый стеганый ковер, служивший ему седлом. Чурримы поднялись на ноги – его собственный сопровождал все это хрипом, стонами и злым посвистыванием – и неспешной рысью направились в пустыню.

Какая-то джа’акари подмигнула Левиатусу, проходя мимо, но он притворился, будто ничего не заметил.

– Куда поедем? – спросил он у своей няньки-охранника. Сам он думал поохотиться у реки, но теперь они свернули на восток, прочь от лагеря и воды. – Разве у Дибриса не больше дичи?

Аскандер блеснул крепкими белыми зубами:

– Возле реки охота пойдет неплохо, эхуани, но там охотниками будем не мы. – Как будто подтверждая его слова, с запада до них донесся низкий вой; ему вторили на юге. – В такой дали от деревни вашаев немного… Лучше держаться подальше от Дибриса, если едешь без сопровождения.

– Где вы берете воду для лошадей?

– А, вода всегда есть, нужно только ее отыскать. – Аскандер пожал плечами. – Для этого следует отпустить свое ка и попытаться почувствовать воду, вот и все.

Животное под Левиатусом раскачивалось из стороны в сторону и вперед-назад.

Одной рукой он крепко держался за ручку своего причудливого седла, а в другой сжимал кожаные удила.

– Я не могу этого, – сказал Левиатус. – Я – сурдус.

Аскандер повернулся в седле и нахмурился.

– Сурдус значит… глухой? Ты не слышишь, верно?

– Вот именно. Я не слышу песнь атулфаха.

– Вот оно что. Теперь понятно. Только ка – это не магия. Это – часть тебя, как дыхание или кровь. Ка – это дыхание твоей души, точно так же как са – дыхание твоего сердца. – Аскандер произнес это как бы между прочим; с таким же успехом он мог бы сказать, что солнце горячее, а дождь – мокрый.

– В Атуалоне такому не учат.

– Конечно, не учат. Дай вашим правителям волю, и они бы с радостью заставили человека умолять о глотке воздуха, которым тот наполняет легкие.

При этих словах лицо Аскандера оставалось таким же гладким, как кусок старой древесины, но глаза зажглись интересом. Левиатус не знал, как к этому отнестись – как к шутке или как к оскорблению? Или лучше ничего не отвечать? Может быть, собеседник ждал от него вызова на поединок? Пусть у Аскандера и не было вашая, он сам был ловким и быстрым, как кот.

Левиатус решил пропустить сказанное мимо ушей.

– На кого же мы тогда охотимся?

Аскандер ухмыльнулся, и его глаза загорелись, как у мальчишки.

– На риджбеков.

– На риджбеков?

– Да, на рыжих риджбеков. Они примерно такой величины, – он развел ладони, – и немногим тяжелее крупного зайца. Я приметил одного накануне, а там, где бродит один риджбек, отыщутся тысячи. Они живут семьями под землей. Их мясо съедобно, но охотиться следует за яйцами.

За яйцами?

– Я… я понял. К чему же мне в таком случае стоит присматриваться?

– Там повсюду должны быть маленькие кучки песка. Поначалу их очень трудно заметить. На одной из кучек, как правило, стоит часовой, высматривая опасность. Издали риджбеки напоминают зайцев с торчащими ушами. – Аскандер приставил ладони к макушке, изображая заячьи уши. – Тебе нужно пристрелить смотрящего колонии, как только его увидишь, прежде чем он заметит тебя и затрубит тревогу. В противном случае… – Он покачал головой.

– Значит, они представляют опасность?

– Это – Зеера, парень. Здесь все представляет опасность. – Аскандер снова ухмыльнулся, как хитрый юнец, и Левиатус не мог не ответить ему тем же, как бы ни болело при этом его лицо.

– Ты смотри в эту сторону, – Аскандер махнул рукой на запад, – а я буду следить за рекой. Скорее всего, далеко ехать нам не придется.

Внимание Левиатуса привлек бугорок в песке, и он увидел красноватую фигурку, которая, сгорбившись, стояла на маленьком песчаном возвышении, вращая длинными ушами. Она была больше крупного зайца, но, казалось, не замечала присутствия Левиатуса.

Парень достал стрелу из висевшего на поясе колчана, натянул тетиву, прицелился одним плавным движением – что было не так-то просто сделать, сидя на спине качающегося зверя, – и выстрелил. Стрела попала точно в цель. Послышался едва различимый звук. Уши риджбека наклонились в сторону и замерли.

Левиатус толкнул чурру каблуком. Если бы это была лошадь, она бы тотчас перешла на резвую рысь. Но клинообразная голова чурры выгнулась назад, и животное так больно укусило Левиатуса за колено, что он взвизгнул. Аскандер с ухмылкой проскакал мимо на своей покорной телочке, и Левиатус начал крутиться на месте и осыпать ругательствами свою проклятую богами чурру в тщетных попытках заставить ее двигаться.

Спустя какое-то время ему наконец удалось добиться своего. Глупая тварь добрела до маленькой самки, остановилась и с хрипом шлепнулась на землю, едва не выбросив всадника из седла.

Аскандер стоял немного в стороне от небольшого холмика и великодушно махал Левиатусу рукой.

– Это твоя добыча, – настоятельно произнес он.

Знай Левиатус зееранима чуть получше, он вел бы себя осмотрительней. Но он просто взобрался на холм, немного морщась от боли в ребрах. Юноша наклонился, чтобы достать свою стрелу, проткнувшую мелкого хищника прямо посредине. И прошла целая минута, прежде чем до него дошло то, что так отчаянно пытались сказать ему эти глаза.

Тварь, которую Левиатус держал, точно шашлык на шампуре, вовсе не была зайцем. То, что он ошибочно посчитал длинными красными ушами, было толстыми волосатыми передними лапами паука величиной с его собственную голову. Когда эти самые лапы начали дергаться и разжиматься, Левиатус поступил так, как поступил бы любой гордый, выученный воинскому делу сын короля.

Он запустил чертову тварь так далеко, как только мог, вместе со стрелой и всем прочим, и заверещал, как маленькая девочка.

В чреве Зееры зародился гул. Поначалу совсем слабый – тонкая щекотка под подошвами его сандалий. Но гул быстро перешел в грохот, шипение, рычание и наконец сотрясающий землю рев, напоминавший шум водопада после сильного дождя. Чурримы вскочили на ноги – их уши напряглись и задрожали, – а потом развернулись и помчались прочь, блея и скаля клыки. Глаза Аскандера расширились, и он перебросил собственный лук через плечо.

– Ну, теперь ты уж точно наломал дров! – прокричал он. – Стой, не беги. Оставайся на месте, это твоя единственная надежда. Во имя Ату, не шевелись!

И тут же, противореча собственным словам, ускакал прочь, оставляя за собой облачка вздымающегося от копыт песка.

Воспоминания о следующих нескольких мгновениях будут преследовать Левиатуса до конца его жизни. Сотня ртов раскрылась на поверхности Зееры, и вся эта сотня изрыгнула из себя тысячи, десятки тысяч красновато-бурых пауков. Некоторые были не больше его ладони, но большинство, как тот, которого он