грузовик и уехал с лужайки. Но и, короче, и ну, короче, еду домой, и так осатанел от злости, что я вдруг хуяк и молюсь. И пытаюсь молиться, на ходу и все дела, и вдруг меня осеняет, что независимостно от их ебанутого наезда, мне все равно надо вернуться и извиниться внезависимо, что за яйца хватался, потому что это же, блять, былое поведение. Я врубаюсь, что ради собственной трезвости надо вернуться и попросить прощения. От одной мысли с души воротит, вруб… но я возвращаюсь, и останавливаюсь перед домом на улице, и молюсь, и поднимаюсь на крыльцо, и извиняюсь, блять, и прошу сестру, мол, пожалуйста, можно хотя бы увидеть шкета без гипса, и сука мне, мол, нахуй иди, пиздуй, мы не принимаем твое извинение ебаное. И ни следа мамки, и сраного шкета тоже ни сраного следа, и ну я смиряюсь с ее словами и даже не знаю наверняка, сняли гипс или нет. Но почему мне надо было этим поделиться – по-моему, потому, что я напугался. Сам себя напугал, врубаетесь? Я потом был у консультанта и говорил, что я, что мне надо научиться как-то брать норов в узду, а то я опять окажусь перед ебаным судьей за то, что кого-то подпалил, врубаетесь? И боже упаси, чтобы это был кто-нибудь из семьи, потому что на этой дорожке я уже бывал не раз. И я, мол, я псих, доктор, или че? Мне че, как бы жить надоело, что ли? Врубаетесь? Только гипс сняли, а мне уже хочется подпалить ебаную суку, от которой зависит согласие на то, можно мне подойти ближе чем на сотню метров к шкету или нет? Я спецом себя толкаю к бухлу или откуда у меня такой заряженный норов, если я трезвый? Норов и судья – это же как раз почему я бросил пить. Ну и что это за нахуй? Вот такая хуйня. Я просто благодарен, что выпустил с вами пар. А то засело в башке, жить не дает, врубаетесь? Вижу-вижу, Винни уже, блять, к гонгу тянется. Я хочу послушать Томми И., который там у стеночки тихарится. Йо, Томми! Ты там че, змея душишь, что ли? Но я просто рад быть с вами. Просто хотелось выпустить всю эту херню.

Стрелка на брюках мужчины исчезала на коленях, а в пальто от Кардена как будто спали.

– Я искренне благодарен, что вы одобрили мой допуск.

Пэт М. попыталась положить другую ногу на ногу и пожала плечами.

– Вы говорили, что пришли не по профессиональным причинам.

– Я искренне благодарен, что вы мне поверили, – шляпа помощника прокурора 4-го окружного суда округа Саффолк с Северного побережья была хорошим выходным стетсоном с пером за лентой. Он держал его за поля на коленях и медленно вращал, перебирая пальцами по полям. Он два раза скрестил ноги.

– Мы встречались с вами и Марсом на Марблхедской регате для Макдональд-Хауса для детей – не этим летом, а либо прош…

– Я вас знаю, – сам муж Пэт знаменитостью не был, но знал многих местных знаменитостей по бостонскому сообществу любителей отреставрированных спортивных автомобилей.

– Что ж, искренне рад. Я пришел поговорить об одном вашем жильце.

– Но не по профессиональным причинам, – сказала Пэт. Это был не вопрос и не уточнение. Когда нужно было защищать жильцов и Хаус, она становилась как кремень. А у себя дома снова превращалась в размазанную тень развалины.

– Честно признаться, я и сам не знаю, зачем пришел. Вы просто в пяти минутах от больницы. Я уже три дня бываю наездами в Святой Елизавете. Возможно, мне нужно просто с кем-то поговорить. Ребята из 5-го округа – ГэЗэ – хорошо о вас отзывались. О вашем Хаусе. Возможно, мне просто нужно поделиться, чтобы набраться смелости. От моего наставника толку нет. Он просто сказал взять и решиться, если хочу хотя бы надеяться на улучшения.

Кто угодно, кроме комбинации вымуштрованного профессионала и старожила АА, по меньшей мере воздел бы бровь, услышав, как один из самых могущественных и безжалостных блюстителей порядка в трех округах говорит о «наставнике».

– Это Фоб-Комп-Анон, – сказал помпрокурора. – Прошлой зимой я был в «Выборах» ³⁸³ и с тех пор по одному дню за раз работаю по программе по реабилитации в Фоб-Комп-Анон.

– Понимаю.

– Это Тутти, – сказал помпрокурора. Он помолчал с закрытыми глазами, а потом улыбнулся, все еще с закрытыми глазами. – Вернее, это я и мои проблемы слияния с… состоянием Тутти.

Фоб-Комп-Анон был 12-шаговым ответвлением от Ал-Анона десяти лет от роду, для проблем созависимости людей, возлюбленные которых страдали от тяжелых фобий или компульсивных синдромов, или от всего сразу.

– Это долгая история и, уверен, не самая интересная, – сказал помпрокурора. – Достаточно сказать, что Тутти страдает от некоторых орально-стоматолого-гигиенических проблем, корнями уходящих, как мы обнаруживаем, в некоторые проблемы детства, по поводу дисфункциональности которых мы… вернее, она находилась в отрицании довольно долгое время. Неважно, из-за чего конкретно. Моя программа – только моя. Прятать ключи от машины, закрывать ее кредит у нескольких дантистов, проверять пять раз в час мусорные корзины в поисках новых упаковок от зубных щеток… моя неуправляемость – только моя, и я делаю что могу, день за днем, чтобы абстрагироваться с любовью.

– Думаю, я понимаю.

– Сейчас я на Девятке.

– На Девятом шаге, – сказала Пэт.

Помпрокурора дал обратный ход вращению шляпы, перебирая пальцами в противоположном направлении.

– Я пытаюсь загладить вину непосредственно перед теми, кому, как показала работа над Четвертым и Восьмым шагами, я причинил вред, кроме тех случаев, когда это может повредить им или кому-либо другому.

На миг в духовной броне Пэт появляется брешь в виде снисходительной улыбки.

– Я сама не понаслышке знакома с Девяткой.

Помпрокурора там будто и не было – глаза замерли, зрачки расширены. Безжалостно сошедшийся вниз угол бровей, который Пэт всегда видела на его фотографиях, совершенно перевернулся. Теперь брови образовали небольшой двускатный домик пафоса.

– Один из ваших жильцов, – сказал он. – Мистер Гейтли, направленный из 5-го окружного, Пибоди, если я не ошибаюсь. Или консультант из персонала, выпускник, с каким-то статусом.

Пэт состроила преувеличенное невинное выражение типа «что-то не припоминаю».

– Это не имеет