– Энергия, которую я чувствую в группе, – энергия безусловной любви и готовности принять Внутреннего Ребенка Кевина, – остальные молчат, и лидер, похоже, ответа и не ждет. Он смотрит на клетку из пальцев на мишке и понемногу меняет форму клетки. Этот Кевин, шея которого между воротником рубашки и волосами на затылке теперь не только свекольного цвета, но и блестит от стыдливого пота, в благодарность за любовь и поддержку всхлипывает еще громче. В высоком хриплом голосе круглого лидера слышится та же ласково-мягкая назидательность, как у Раск, как будто он все время разговаривает с не самым умным ребенком.
Наигравшись с клеткой и глубоко подышав, лидер поднимает взгляд, оглядываеся, чему-то кивает и говорит:
– Может, мы все вместе назовем для Кевина наши чувства и поделимся, как сильно переживаем за него и его Внутреннего Ребенка, когда ему так больно.
Разные бородатые мужики в позе йогов заговорили:
– Я люблю тебя, Кевин.
– Я не осуждаю тебя, Кевин.
– Точно знаю, как вы с В. Р. себя чувствуете.
– Чувствую, что ты мне как родной.
– Чувствую к тебе столько любви, Кевин.
– Ты плачешь за двоих, парень.
– Кевин-Кевин-Кевин-Кевин-Кевин.
– Я не чувствую, что из-за того, что ты плачешь, ты жалкий или немужественный, старик.
И в этот момент у Хэла начинает по-настоящему иссякать воля к объективности и непредубежденности и появляться плохое предчувствие насчет этого Собрания Анонимных Наркоманов (АН), которое, судя по всему, в самом разгаре и даже отдаленно не похоже на то, как он представлял себе хоть сколько-то обнадеживающее Собрание против наркотиков. А больше похоже на какой-то сеанс косметической психологии. Пока что не упомянули ни одно Вещество или симптом депривации Веществ. И не похоже, чтобы кто-то из этих ребят имел дело с чем-то вещественней, чем винный коктейль по праздникам, думал Хэл.
Мрачное настроение Хэла становится еще мрачнее, когда круглый человек рискованно наклоняется вперед и открывает что-то вроде коробки с игрушками под доской у стула, и извлекает дешевый пластмассовый портативный лазерный CD-проигрыватель, и кладет на коробку с игрушками, где тот начинает играть тихую приторную фоновую музыку из супермаркетов, в основном виолончель, со спорадическими арфами и колокольчиками. Звуки растекаются по теплой комнате, как растаявшее масло, и Хэл на оранжевом стуле съезжает еще ниже и буравит взглядом эмблему с космосом и космическим кораблем на стакане НАСА.
– Кевин? – говорит лидер поверх музыки. – Кевин?
Рука всхлипывающего мужчины лежит на его лице пауком, и он даже не думает поднимать взгляд, пока лидер не произносит несколько раз очень ласково и мягко:
– Кевин, ты не против посмотреть на остальных членов группы?
Красная шея Кевина морщится, когда он смотрит сквозь пальцы на
светловолосого лидера.
Лидер снова сложил пальцы в клетку на смятой головке несчастного мишки.
– Ты не мог бы поделиться своими чувствами, Кевин? – спрашивает он. – Мог бы назвать их?
Речь Кевина неразборчива из-за ладони, за которой он прячется.
– Я чувствую, что мой Внутренний Ребенок страдает от покинутости и глубокой депривации, Харв, – говорит он и прерывисто дышит. Плечи его розовато-лилового свитера дрожат. – Я чувствую, как мой Внутренний Ребенок стоит, держится за прутья детской кроватки и выглядывает за них… за прутья, и зовет мамочку с папочкой, чтобы они обняли и утешили его, – Кевин дважды по-апноэшному всхлипывает. Одной рукой он так сжимает мишку на коленях, что Хэлу кажется, будто у мишки изо рта лезет плюш, у языка, а в миллиметрах от головы задушенного мишки из носа Кевина свисает сталактит такой чистой, тонкой, рыдательной слизи. – И никто не идет! – всхлипывает он. – Никто не идет. Я в одиночестве с мишкой, пластиковой моделькой самолетика и колечком для зубов.
Все кивают с пониманием и болью. Здесь не найдется двух одинаковых по пышности и дизайну бород. Откуда-то слышится еще пара всхлипов. Плюшевые мишки у всех бессмысленно смотрят перед собой.
Лидер кивает медленно и глубокомысленно.
– И ты можешь прямо сейчас поделиться своими нуждами с группой, Кевин?
– Пожалуйста, Кевин, поделись, – говорит худощавый парень рядом с черным картотечным шкафчиком, который сидит, как ветеран сидения по-турецки на твердых пластиковых стульях.
Музыка все еще играет, без всяких начала и конца, как Филип Гласс на Кваалюдах.
– Над чем мы здесь работаем, – говорит лидер поверх музыки, меланхолично приложив ладонь к широкому лицу, – так это над нашей дисфункциональной пассивностью и склонностью молча терпеть, пока нужды нашего Внутреннего Ребенка не удовлетворятся сами собой. Энергия, которую я сейчас чувствую в группе, – это участливая просьба к Кевину утешить Внутреннего Ребенка, назвав и поделившись его нуждой перед группой вслух. И я чувствую, что мы все понимаем, какой рискованной и пугающей Кевину чувствуется эта идея.
У всех смертельно серьезный вид. Пара мужчин по-беременному поглаживает животики своих мишек. Единственное действительно инфантильное, что чувствует Хэл, – это ингвинальное урчание двух второпях проглоченных всухомятку тяжелых маффинов из отрубей. Струя слизи из носа Кевина дрожит и качается. Худощавый парень, который просил Кевина, пожалуйста, поделиться, инфантильно играется лапками плюшевого мишки. Хэл чувствует, как волна тошноты наполняет рот свежей слюной.
– Мы просим назвать, чего твой Внутренний Ребенок хочет прямо сейчас больше всего на свете, – говорит лидер Кевину.
– Чтобы его любили и обнимали! – голосит Кевин, всхлипывая сильнее. Его лакримукус теперь стал тонкой серебряной ниткой, соединяющей нос и мохнатую макушку мишки. С каждой секундой выражение мишки кажется Хэлу все более зловещим. Хэл гадает, можно ли по этикету АН встать и уйти прямо посередине чьего-нибудь инфантильного откровения о нуждах. Между тем Кевин рассказывает, что Внутренний Ребенок внутри него всегда надеялся, что однажды мама и папа будут рядом, обнимут его и будут любить. Он рассказывает, что но их никогда не было рядом, они вечно бросали его с братом на попечение латиноамериканских нянечек, а свое время посвящали работе и различным типам психотерапии и групп поддержки. Времени рассказ занимает немало, учитывая шмыганья и содрогания в плаче. Потом Кевин рассказывает,
