Папаша Брюса Грина, мистер Грин, когда-то был одним из влиятельнейших инструкторов по аэробике в Новой Англии – даже раз или два появлялся в качестве приглашенного гостя, незадолго до появления цифрового распространения, в крайне популярном шоу об аэробике для домашнего просмотра «Стальные ягодицы» – и пользовался высоким спросом и широким влиянием, пока, к его ужасу, к тридцати – абсолютному пику рабочей жизни инструктора по аэробике – у мистера Грина то ли начала спонтанно расти одна нога, то ли спонтанно укорачиваться – другая, потому что спустя пару недель одна нога вдруг стала на пятнадцать сантиметров длиннее другой – одно из неподавленных визуальных воспоминаний Брюса Грина об отце – человек, который все больше и опаснее кренился, ковыляя от специалиста к специалисту, – и ему выдали особый ортопедический башмак, черный как смоль, который как будто на 90 % состоял из подошвы и напоминал тяжелый говнодав, и весил несколько фунтов, и в паре с леггинсами из спандекса выглядел абсурдно; и долго ли, коротко ли, но папка Брюси Грина из-за ноги и башмака остался без аэробики, и вынужден был сменить профессию, и с горечью подался на работу в уолтемский концерн то ли приколов, то ли шуток, что с 'N в названии, какие-то «Шутки 'N Приколы „Акмэ"» или что-то в этом роде, где мистер Грин изобретал довольно садистские приспособления для розыгрышей, специализируясь на линейках наручных шокеров «Искры из рук» и сигар «Буммо», подхалтуривая в отделах энтомологических кубиков льда и искусственной перхоти, и т. д. Деморализующая, сидячая, гнусная работа – вот что мог бы понять ребенок постарше, подглядывая из темной спальни за небритым мужчиной, который каждую ночь на заре, топоча, мерил шагами гостиную, с походкой боцмана на штормящем море, изредка сбиваясь на робкую спортивную припрыжку с нагрузкой на ягодицы, чуть не падал, что-то горько бормотал, не выпуская из рук пол-литровую банку «Фальстаф».
Из-за трогательности подарка, с упаковкой которого карапуз так смешно перестарался, болезненно-бледная и неврастеничная, но души не чающая в ребенке миссис Грин, возлюбленная мамочка Брюса, первым делом на утро Рождества выбирает, конечно же, таксоподобный блестящий цилиндр, когда все рассаживаются у потрескивающего камелька в разных креслах у разных окон с видами на уолтемскую слякоть с мисками рождественских закусок и кружками какао, и кофе с фундуком без кофеина, и с логотипами «Акмэ-^-что-то-там» на стенках в руках смотреть, как все по очереди разворачивают свои подарки. Личико Брюси светится в огоньке камина, пока происходит вскрытие слоев и страт орехов – миссис Грин пару раз приходится прибегнуть к зубам. Наконец последний слой спал и банка веселенькой расцветки предстает глазам. «Мауна Лоа»: самое любимое и декадентское лакомство миссис Грин. Самая калорийная в мире пища после нутряного сала. Такие сладкие орехи, что их правильно писать «г-р-е-х», говорит она. Брюси восторженно скачет на кресле, расплескивая какао и «мишек Гамми», любящий карапуз, который больше радуется не своему подарку, а тому, как его приняли. Мать заламывает руки под впалой грудью. Охи-вздохи наслаждения и протестов. И щелчок ключа на крышке банки.
Но содержимым банки с этикеткой с орешками оказывается свернутая тряпичная змея на выстреливающей пружине. Змея вылетает под крик миссис Г., схватившейся за горло. Мистер Грин закатывается желчным смехом специалиста по розыгрышам, топочет к малышу Брюсу и так хлопает его по спине, что у Брюси изо рта вылетает недоеденный «мишка Гамми» – это тоже визуальное воспоминание, бесконтекстное и жуткое, – который пролетает через всю гостиную и приземляется в огне камина с зеленым пшиком пламени. Парабола тряпичной змеи обрывается в люстре с имитацией под хрусталь, где змея застревает и зависает на дрожащей пружине, пока люстра покачивается и позвякивает, а оглушительный хохот мистера Грина затихает далеко не сразу, даже когда руку мамочки Брюси у лебединой шейки судорожно сводит, и она царапает горло, булькает и валится направо с роковым инфарктом – ее синюшный рот все еще открыт от удивления. Первые пару минут мистер Грин думает, что она их подкалывает, и оценивает актерскую игру по межведомственной Шкале Приколов «Акмэ» 1–8, пока не начинает злиться и говорить, что она затянула прикол, что она напугает малыша Брюси, который сидит под качающимся хрусталем с закрытым ртом и широко раскрытыми глазами.
И до последнего года начальной школы Брюс Грин больше не вымолвил ни слова – к тому времени он уже жил в Винчестере с сестрой покойной матери, достойной, но с таким лицом, как будто только вчера из Пыльного котла, адвентисткой Седьмого дня, которая ни разу не побуждала Брюси заговорить – возможно, из сочувствия и, возможно, сочувствуя жгучей боли, несомненно, терзающей ребенка с непроницаемым взглядом, который не только вручил мамочке роковой рождественский подарок, но еще и наблюдал, как психодуховно угасает после поминок асимметричный папочка-вдовец, наблюдал, как топочет по гостиной мистер Грин каждый вечер после работы и недогретого в микроволновке ужина на двоих, с франкенштейновским башмаком, топочет кругами, медленно царапая лицо и руки, пока не выглядит так, словно не горевал, а только что продрался через ежевичный куст, и бессвязным бормотанием проклиная Бога, себя, «Орешки 'N Змеи „Акмэ"» или как их там, и не трогает роковую змейку на фальшивом хрустале и роковую елку в красной железной подставке, пока гирлянды не перегорели, нитки попкорна не почернели и не затвердели, а горшок с водой в подставке не пересох, так что иголки умерли и буро засыпали остальные неоткрытые рождественские подарки у основания, в одном из которых лежала пачка деревенских стейков кукурузного откорма из Небраски, упаковка которого с мотивом херувимов начинала зловеще разбухать…; и, наконец, еще более жгучей детской боли из-за ареста на глазах у соседей, медиаскандала, обследования на вменяемость и суда на Среднем Западе после того, как было установлено, что построждественский мистер Грин – единственным воодушевляющим признаком того, что рваные лоскутки его разума еще не разошлись по швам окончательно после похорон, было то, что он продолжал преданно ходить каждый день на работу в «Акмэ Инк.», – из чувства мести
