онанские жандармы: AFR. Заскулив в метлу, Люсьен извлекает огромный кольт из штанов и обнаруживает, что длина черной нити из секции денима, окружающей его ширинку, завязалась на мушку ствола, и вырывается с пронзительным скрипом порывистой силой извлечения оружия, так что штаны расползаются вдоль ширинки, а сила огромного канадского брюха ширит разрыв переда, и резинка лопается, и джинсы рвутся и немедленно падают к его лодыжкам, копясь вокруг подкованных башмаков, обнажая красные подштанники и вынуждая Люсьена панически отступать к задней комнате неблагородными шаркающими шажочками, целясь украшенным нитками кольтом в каждый фрагмент движения в лавке выше талии, которое обнажают осколки света из зеркал, удирая так быстро, как только позволяли павшие джинсы, в заднюю комнату, чтобы предупредить – не вербально, но лишь выражением демонических глаз, высунутого языка, вздыбившихся связок шеи, корч, оцепенения и выпученных глаз, выражением, какое нацепляет ребенок, играя в Le Monstre, – предупредить Бертрана, что пришли Они – не бостонианские жандармы или онанские chiens в белых формах, но Они, Те Самые, Les Assassins des Fauteuils Rollents, AFR, те, что всегда приходят в сумерки, неумолимо скрипя, и с кем нельзя договориться или сторговаться, кто не знает жалости или пощады, или страха (за исключением, по слухам, страха перед крутыми склонами), и теперь они здесь, по всей лавке, как безликие крысы, хомяки самого дьявола, благодушно скрипят на периферии отражений, по-королевски бесстрастные; и Люсьен, с большой метлой в одной руке и завешанным нитками кольтом в другой, прикрывает свое бегство маленькими шажками гремящим выстрелом, но целится слишком высоко, разбивает наклоненное ростовое плоскостное дверное зеркало, разбрызгивая анодированное стекло и сменяя отражение AFR с пледом на коленях и в пластиковой маске мечехвостым флер-де-лисом на лице зазубренной звездообразной дырой, и в воздухе разливаются блестящие осколки и стеклянная пыль, и невозмутимые скрипы – «скрип-скрип-скрип-скрип», ужасно, – заглушают грохот, звон и панический стук подкованных башмаков, и в парящем стекле, целя оружие за себя, Люсьен едва не падает сквозь занавески, пучеглазый, вздыбившийся и опутанный нитками, чтобы лицом предупредить Бертрана, что выстрел значил AFR и время раскрывать подкоечный арсенал и готовиться к осаде, но лишь ужасается взором, ведь задняя служебная дверь лавки распахнута на песчаном ветру, а Бертран все еще за карточным столом, за которым они ужинают, – ужинали, – с гороховым супом и котлеткой из подозрительного мяса на подносе, сидит, пиратски щурясь пред собой, с железнодорожным костылем в глазу. Костыль, его конец одновременно округл и квадратен, также ржав, и он торчит из глазницы бывшего голубым правого глаза его брата. В сквозистой комнате зада лавки еще шесть или девять AFR, как всегда молчаливых, на неподвижных колесах, фланелевые пледы таят отсутствие ног, также, само себя разумеет, во фланелевых рубахах, в полусинтетических геральдических лилиях-личинах с пылающими transperqant [153] стеблями у подбородка, щелками для глаз и круглыми оральными дырками для слов – все, кроме одного особенного AFR, в непретенциозном пиджаке, галстуке и самой страшной маске – обычном желтом полирезиновом круге с неприлично простой улыбающейся рожицей тонкими черными линиями, который пробно окунает горбушку багета в железную кружку с супом Бертрана и помещает хлеб в приветливую дырку рта элегантно светло-вишневой перчаткой. Люсьен, вылупив глаза на единственного брата всей своей жизни, стоит очень смирно, его лицо по-прежнему невольно монструозно, метла в руках под углом, кольт бессильно повис у бока, а длинная черная ширинковая нитка, которую он выдернул из ширинки, как-то завязалась вокруг большого пальца и свисает на чистый пол между пистолетом и пальцем, его штаны взбучены вокруг красных косматых лодыжек, как вдруг он слышит позади своей спины быстрый умелый скрип и чувствует могучую силу на донышках колен, которая обрушивает его на пол чашками колен, 44-й подпрыгивает, разрядившись в португальскую плитку с узором древа, так что теперь он в позе мольбы на своих красных коленях, обрамленный fauteuils des rollents, крепко сжимает метлу, но уже ближе к привязанному венику; его лицо ныне равной выси с желтой пустой улыбающейся жующей рожицей AFR, между тем как лидер – а все в нем излучает безжалостное и беспощадное повеление – вращает правое колесо, чтобы сменить положение, и тремя бесскриповыми вращениями оказывается ужасной пустой черной улыбкой в сантиметрах от лица Люсьена Антитуа. AFR желает ему «'n soir, 'sieur» [154], что ничего не означает Люсьену Антитуа, чей подбородок поджат, а губы дрожат, хотя его глаза неверно было бы назвать кроличьими или перепуганными. Пронзенный и недвижный профиль брата Люсьена видим за левым плечом лидера. В перчатке левой руки того поныне промокашка хлеба в супе.

– Malheureusement, ton collegue est decede. Il faisait une excellente soupe aux pois, – он кажется веселым. – Non? Ou c'etait toi, faisaitelle? [155] – лидер наклоняется вперед по-грациозному, как умеют наклоняться всегда сидящие люди, обнажая водянистые волосы и маленькую, странно банальную плешку, и мягко отнимает горячий револьвер от руки Люсьена. Он ставит предохранитель без нужды взгляда на револьвер. Откуда-то дальше по переулку тонко доносится испаноязычная музыка. AFR тепло заглядывает в глаза Люсьена, затем с профессионально жестоким обратным движением руки отбрасывает пистолет в профиль головы Бертрана, задев того по одной стороне головы; и Бертран сначала качается взад, а потом вперед, выскальзывает вперед-влево с шаткого туристического стула и с мерзким, влажным стуком застывает бесстульно, но прямо, левым бедром о пол, зацепившись толстым концом крепкого железнодорожного костыля за край карточного стола, склонившись, когда склоняется столик и стряпня мореходно сползает с края на плитку под весом огромного тела Бертрана, каким-то образом повисшего на костыле и склоненном столике. Лицо брата теперь отвращено от Люсьена, и его общая поза напоминает человека, которого охватили хохот или раскаяние, может, пиво, – повергнутого человека. Люсьен, который так и не взял в голову, что такое предохранитель и где он, принимает как чудо, что кольт 44-го калибра с хвостом из ниток не разряжается вновь, отлетев от виска Бертрана, упав на скользкую плитку и проскользнув под койку. Где-то в высоком доме в соседстве смывают туалет, и трубы задней комнаты поют. Черная нитка осталась в зацепе с мушкой кольта и в середине пути захватилась ухом Бертрана; прочие ее останки завязались об упрямый ноготь пожеванного правого большого пальца, так что черная прядь поныне связывает Люсьена с пропавшим револьвером, сделав сюрреалистический крюк в пути на ухе его повергнутого frere.

Лидер AFR с улыбчивой маской, вежливо не замечая, что сфинктер Люсьена подвел всех в маленькой комнатке, отметив обоих хозяев