девять флаконов Найквила в мужском туалете наверху и на ужине рухнул лицом в тарелку с пюре быстрого приготовления, тут же на месте был выселен и вынесен на плече Кельвина Болта прямо на остановку зеленой ветки на Содружке, и Гейтли переселили из пятиместной спальни самых новеньких на койку Плазматрона-7 в трехместной спальне для не таких новеньких, ему приснился эпифанический ночной сон об АА, который он первым готов признать заезженным ¹⁴⁰. Во сне Гейтли и ряд за рядом совершенно среднестатистических и неуникальных американских граждан стояли на коленях на полиэстеровых подушках в тесном дешевом церковном подвале. Подвал – самый обычный дешевый церковный подвал, только стены во сне были из какого-то тонкого чистого прозрачного стекла. Все стояли на коленях, устроившись на дешевых, но удобных подушках, и все было так странно – потому что, кажется, никто не понимал, зачем им стоять на коленях, а поблизости не виднелось никакого босса высшего звена или держиморды, который бы их заставлял, и все же чувствовалось, что на коленях они стоят не просто так. Как во всех снах, когда смысла нет, но есть. И но потом какая-то женщина слева от Гейтли поднялась с коленей и вдруг встала прямо, просто как бы потянуться, и в ту же секунду ее вдруг как потащит назад с ужасной силой и как засосет в одну из прозрачных стеклянных стен подвала, и Гейтли уже зажмурился перед серьезным таким звоном стекла, но стеклянная стена не столько разбилась, сколько просто раздалась перед кувыркающейся женщиной и снова сомкнулась, и все, нет ее. Ее подушка и, как потом заметил Гейтли, еще пара полиэстеровых подушек в нескольких рядах тут и там были пусты. И именно тогда, оглядываясь, Гейтли во сне медленно поднял голову на обнаженные трубы на потолке и вдруг увидел в метре над разношерстными и разноцветными головами коленопреклоненного собрания – увидел медленно и бесшумно плывущий багор, как посох исполинского пастуха, как такой крюк, который появляется слева и вытаскивает из зоны обстрела помидорами бездарных актеров, медленно вырисовывавший над ними французские завитушки, почти застенчиво, как будто неторопливо выискивая; а когда поднялся мужик в кардигане с добрым лицом, попался на загнутый посох и улетел вверх тормашками сквозь беззвучную стеклянную мембрану, Гейтли повернул большую голову до упора, не отрываясь от подушки, и теперь увидел, прямо за прозрачным листом стекла, чрезвычайно аккуратно одетую авторитарную фигуру, поводящую исполинским посохом пастуха одной рукой, спокойно изучая ногти на второй с лицом, скрытым маской, на которой был нарисован просто желтый смайлик, с таким обычно желают хорошего дня. Фигура была внушительная, надежная и уверенная в себе, одновременно привлекательная и успокаивающая. Авторитарная, она излучала хорошее настроение, неотразимое очарование и безграничное терпение. Тралила большой палкой спокойно и со знанием дела, как рыбак, который, сразу видно, не собирается выбрасывать улов назад. Медленная бесшумная палка с крюком – вот почему они все стояли на коленях под барочными окружностями ее траектории.

Одна из ночных посменных обязанностей сотрудников с проживанием в Эннет-Хаусе – не спать и быть наготове в переднем кабинете всю ночь на Ночной смене: люди на ранних стадиях реабилитации от Вещества часто видят реальное хоррор-шоу, или травматически-соблазнительные сны о Веществе, а иногда сны заезженные, но важные и эпифанические, и сотруднику на Ночной смене нужно возиться с бумажками, или качать пресс, или таращиться в широкое окно эркера переднего офиса на первом этаже, чтобы быть в любую минуту готовым заварить кофе, выслушать сбивчивый пересказ сна и предложить практичную позитивную точку зрения бостонских АА на возможный показатель прогресса в реабилитации жильца, – но тут Гейтли незачем было мчаться вниз за мнением сотрудника, таким был мощно, заезженно очевидным этот сон. Гейтли стало ясно, что у бостонских АА самый безжалостно суровый и умелый держиморда на планете. Гейтли лежал, свисая со всех четырех сторон койки, со вспотевшим от откровения лбом: держиморда бостонских АА ждал снаружи дисциплинированных залов собраний, в том самом пресловутом «Там», где гудели от веселья завлекательные клубы, сулящие хорошее настроение, под знаками с бесконечно льющимися неоновыми бутылками. Терпеливый надзиратель АА всегда и везде поджидал Там: выискивал заусенцы на пальцах в слепящем флуоресцентном сиянии аптек, где за увесистую доплату брали поддельные рецепты на Талвин, в луковом свете, льющемся через бумажные шторки из меблированных комнаткок обдолбанных медсестер, которые финансировали надлежащее состояние собственных клеток краденными фармацевтическими образцами, в изопропиловой вони кабинетов старых, сутулых, беспрерывно курящих врачей, у которых всегда под рукой лежал блокнот с листами для рецептов и кому достаточно было только услышать «боль» и увидеть нал. В доме задохнувшегося соплями канадского ВИПа и в офисе непримиримого помпрокурора Ревира, жена которого в тридцать пять лет купила вставные зубы. Контролер АА выглядел чертовски славно, пах еще лучше, одевался как бог и не забывал о вежливой черно-желтой улыбке, когда искренне желал хорошего дня. Всего еще одного хорошего дня. И еще.

В эту ночь циничный Гейтли впервые с готовностью последовал простому совету встать на большие колени у узкой продавленной койки Эннет-Хауса и Просить Помощи у кого-то, в кого он все еще не верил, просить, чтобы его укушенную Пауком волю отняли, дезинфицировали и раздавили.

Но и плюс у бостонских АА, к сожалению, как оказалось, все же есть догмы; и некоторые одновременно устаревшие и пафосные. А еще в Содружестве свой сбивающий с толку жаргон – псевдопсихологический диалект, который сперва вообще невозможно разобрать, на это в лотерейном перерыве на собрании «Белого флага» Дону жалуется Кен Эрдеди – рекламщик с высшим, полуновенький в Эннет-Хаусе. Собрания бостонских АА необыкновенно длинные – полтора часа вместо общепринятого часа, – но зато здесь после 45 минут устраивают перерыв, где все могут перехватить бутерброд или «Орео» под шестую чашку кофе, постоять и поболтать, и почувствовать единение, когда можно оттащить наставника в сторонку и поделиться каким-нибудь заезженным прозрением или эмоциональной белибердой, которые наставник быстренько и без лишних ушей одобрит, а еще поместит в больший императивный контекст первостепенной необходимости не употреблять сегодня Вещество, хотя бы сегодня, любой ценой. Пока остальные единятся и беседуют в странной системе поговорок, еще проходит лотерея – очередная выдумка бостонцев: самые зеленые новички «Белого флага» пытаются Проявлять Активность в Группе и бродят с ротанговыми корзинами и пачками билетов – один за бакс и три за пятак, – а победителя объявляют в конце с кафедры, и все шипят, кричат «Проплачено!» и смеются, а победитель получает «Большую книгу», «Как это