Рука Шаола, лежавшая на ее спине, напряглась, но он молчал.
– К нам забрели солдаты-наемники. Задирались, приставали ко всем. Ко мне тоже. Говорили, что мне с ними понравится. Я довольно резко отказалась. Потом они ушли. Я думала, на этом все кончится, а когда сунулась в переулок выплеснуть помои, там они меня и подстерегли.
Шаол превратился в статую.
– Они хотели…
Ириану передернуло. Прошли годы, но ледяная хватка ужаса осталась.
– Эта женщина… или девушка… не знаю, как ее назвать. Словом, она вмешалась раньше, чем те успели протянуть ко мне руки. Она заставила их надолго запомнить встречу с нею. А потом начала учить меня самозащите.
– И так ты набралась необходимых знаний, – заключил Шаол и снова стал гладить Ириану по спине.
– Не только знаний. – Она потрогала шрам на шее. – Один из побитых наемников пожаловался дружкам, и те явились мстить. Один приставил мне нож к горлу и потребовал от незнакомки бросить оружие. Она отказалась. Тогда я сделала так, как она меня научила, сбила напавшего мерзавца с ног и отобрала у него нож.
Шаол удивленно выдохнул, взъерошив ей волосы.
– Для незнакомки то, что случилось потом, было проверкой моих знаний. Она заметила вторую группу наемников и сказала какие-то странные слова. Дескать, мне нужно пройти через… управляемый опыт. Смешно звучит, правда?
Похоже, незнакомка из рассказа Ирианы была либо очень умной и проницательной, либо сумасшедшей. Возможно, всё вместе.
– Потом она мне говорила… Она сказала, что лучше терпеть лишения на улицах Антики, чем в Иннише. Если я хочу туда попасть, надо ехать. Нельзя провести жизнь в пустых мечтаниях. Она призвала меня бороться за свою жизнь, иначе я так и останусь на дне ямы.
Вспотевшие волосы Шаола лезли ему в глаза. Ириана откинула мокрые прядки и продолжила рассказ:
– Наемники нанесли ей несколько мелких ран. Я промыла их, смазала, и мы расстались. Когда я вернулась в свою каморку… Она оставила мне мешочек с золотыми монетами. И еще – золотую брошь с крупным рубином. Не меньше яйца малиновки. Это предназначалось для путешествия сюда и обучения в Торре.
Шаол удивленно моргал.
– Наверное, она была богиней, – дрожащим шепотом продолжала Ириана. – Кто бы еще смог такое? Золота в мешочке осталось совсем мало. А вот брошь… Брошь я не решилась продать. Так и храню.
Шаол покосился на свой подарок, считая, что брошь вряд ли уместится в медальоне.
– Нет, в кармане я носила не брошь… Наутро я покинула постоялый двор. Взяла свои нехитрые пожитки, подарки незнакомки, нашла корабль, плывущий в Антику, и… Так что без этой незнакомки никакого плавания по морям у меня не было бы…
Ириана потрогала волны на медальоне:
– Я оказалась здесь только благодаря ей. Я учу целительниц Торры, поскольку она просила передавать эти знания каждой женщине, которая согласится слушать. Я учу их, и у меня возникает ощущение, будто я маленькими частями возвращаю незнакомке долг.
Палец Ирианы застыл на выгравированных инициалах.
– Имени своего она мне не назвала, а я не спросила. К своим подаркам она приложила записку на клочке пергамента. Всего две строчки: «Куда бы ты ни отправилась, это тебе на дорогу и на обустройство. Миру требуется больше целителей». Этот клочок я и носила с собой, перекладывая из платья в платье. Теперь он здесь.
Ириана постучала по крышке медальона:
– Знаю, это глупо, но ее записка придает мне мужества. Когда мне бывало тяжело, я черпала там силы. И до сих пор черпаю.
– В этом нет ничего глупого, – возразил Шаол, целуя ее в лоб. – Кем бы ни была та женщина, я всегда буду ей благодарен.
– Я тоже, – прошептала Ириана, чувствуя его дыхание у себя на подбородке и поднимающуюся волну страсти. – Я тоже.
47Проход между дагульскими горами-близнецами оказался длиннее, чем думалось поначалу. Лабиринт высоких зубчатых скал тянулся все дальше, и конца ему не было видно. Несарина и Сартак не решались остановиться. Кое-где путь им преграждала паутина. Иногда она висела над самыми головами. Но они продолжали бежать вперед, одновременно ища просвет, который позволил бы выбраться из западни. А там Кадара понесла бы их домой. Опуститься в проход рукка никак не могла – застряла бы между стенами. Единственным шансом спастись было выбраться на какой-нибудь выступ или площадку.
Несарина по-прежнему не решалась выпустить Фалкана. При возникшей сумятице, когда события приняли совсем не тот оборот, паукам незачем знать о припрятанной козырной карте. Риск должен быть оправданным.
Умом Несарина это понимала, хотя искушение нашептывало ей противоположное. Стены были гладкими – не за что зацепиться. Меж тем они пробирались здесь уже не первый час. Даже Сартак устал. Эхо повторяло его шумное, натужное дыхание.
Принц был не в состоянии карабкаться по отвесному склону. Он едва стоял на ногах и удерживал меч в руке. Лук Несарины находился в постоянной готовности. Опасность могла появиться за каждым поворотом. Но она упрямо задирала голову, глядя вверх.
Местами проход был настолько узким, что приходилось протискиваться. Небеса сузились до блеклой полоски на недосягаемой высоте. Несарина и Сартак шли молча, стараясь не сбавлять скорости. Лишь звук дыхания выдавал их присутствие.
Это ничего не меняло. Каждый шаг, каждый поворот подтверждал Несарине: западня иногда бывает очень длинной, а они угодили в западню. Харанкаи точно знали, в какой части скального коридора находится их добыча, и неторопливо гнали ее туда, куда им нужно.
Сколько же времени прошло с тех пор, как они в последний раз слышали шум крыльев Кадары? А свет начинал тускнеть…
Когда стемнеет, когда станет слишком темно для паучьих маневров… Несарина потрогала карман с Фалканом. Когда здесь воцарится темнота, можно будет выпускать оборотня.
Они достигли места, где два громадных валуна стояли почти впритык. Протиснуться здесь можно было только боком.
– Похоже, конец прохода близко, – выдохнул Сартак.
Несарина не пожелала делиться с ним своими сомнениями. Паучих не упрекнешь в глупости. Не станут они выпускать людей наружу, прямо под носом у ожидающей Кадары. И даже если бы такое случилось, сможет ли покалеченная рукка лететь с седоками?
Несарина упрямо двигалась вперед. Проход чуть расширился. Она считала вдохи и выдохи. Вероятно, последние в ее жизни.
Такие мысли
