Другой мир. Другая жизнь.
Здесь, в сердце гор, дыша холодным свежим воздухом, сидя у очага и слушая рассказы Хулуны о руккинах и конниках, повествования о первом хагане и его прекрасной жене (Борту назвали в ее честь), Несарине было трудно вспомнить ту, прежнюю жизнь.
Она не хотела туда возвращаться.
Однажды вечером Несарина решилась на поступок, удививший даже ее.
Она сидела у очага, расчесывая волосы, – Борта все-таки научила ее ухаживать за ними. Хулуна точила кинжал, готовясь к своим делам, и одновременно говорила с теми, кто ее окружал: Сартаком, Бортой, прихрамывающим Фалканом, с лица которого еще не сошел землистый оттенок, а также еще с шестерыми младшими родственниками обоего пола.
– Может, для разнообразия послушаем какую-нибудь адарланскую историю? – вдруг спросила Хулуна.
Лица собравшихся, золотистые и бронзовые от пламени очага, повернулись к Несарине и Фалкану.
Оборотень поморщился:
– Мои истории покажутся вам скучноватыми. – Он задумался. – Было у меня одно интересное путешествие в Красную пустыню, но… – Он кивнул в сторону Несарины. – Я бы не прочь вначале услышать твои истории, капитан.
Несарина едва не заерзала, ощущая на себе взгляды двух десятков глаз.
– Рассказы, на которых я выросла, были в основном про вас и про эти земли, – призналась она.
Собравшиеся дружно заулыбались. Сартак ей подмигнула. Несарина вобрала голову в плечи. Щеки у нее пылали.
– Тогда расскажи нам о фэйцах, – предложила Борта. – Про того фэйского принца.
– Фэйских историй я не знаю. – Несарина покачала головой. – Да и принца видела лишь мельком.
Борта нахмурилась, как обиженный ребенок.
– Но я могу вам спеть, – добавила Несарина.
Все затихли. Хулуна отложила точильный камень.
– Песня тоже подойдет, – сказала мать-по-очагу. – А то моим деткам рукка на ухо наступила.
Борта выпучила глаза. Сартак виновато склонил голову и криво ухмыльнулся.
Несарина улыбалась, хотя от собственного дерзкого предложения у нее колотилось сердце. Она никогда не пела для других, но это не было выступлением для слушателей. Она делилась сокровенным. Прежде чем начать, Несарина долго вслушивалась в шепот ветра, доносящийся из входа в пещеру. Собравшиеся терпеливо ждали.
– Я спою вам адарланскую песню, – наконец объявила Несарина. – Ее поют на холмистых просторах к северу от Рафтхола. Там родилась моя мать.
В груди Несарины вспыхнула давняя знакомая боль.
– Мама часто пела мне эту песню, пока была жива.
В стальных глазах Хулуны мелькнуло сочувствие. Однако Несарина смотрела не на нее, а на Борту. Лицо внучки Хулуны стало на удивление нежным и грустным. Казалось, она впервые видит Несарину.
Несарина едва заметно кивнула Борте. «Мы обе несем этот груз». Борта ответила легкой улыбкой.
Несарина вновь прислушалась к шепоту ветра. Она мысленно перенеслась в свою уютную комнатку рафтхольского дома. Ощутила шелковистые материнские руки, гладящие ее по лицу и волосам. Несарина была ребенком двух континентов, но ее так завораживали рассказы отца о его далекой родине, о рукках и конниках, что она редко просила рассказать про Адарлан.
Материнская песня, по сути, тоже была адарланским повествованием. Одним из немногих, известных Несарине, и самым любимым. То была песня про Адарлан, знававший лучшие дни. Несарине хотелось рассказать руккинам, что королевство, где она родилась, не всегда было жестоким и захватническим. Пусть почувствуют отблеск прежнего Адарлана – и, возможно, будущего.
Несарина откашлялась, набрала воздуха и запела.
Потрескивание огня служило ей единственным сопровождением. Голос Несарины наполнял весь Альтунский зал, обходя старинные колонны и отражаясь от каменных стен.
Ей казалось, что Сартак замер. Лицо принца утратило обычную жесткость или насмешливость.
Несарина сосредоточилась на словах старой песни. Зимы в далеком краю. Капли крови на снегу. Песня о матерях и дочерях, об их любви и заботе. О сражениях, на которые толкала их жизнь.
Ее голос вздымался ввысь и стремительно падал, напоминая смелую грациозную руку. Несарине почудилось… нет, наверное, так оно и было: даже ветер прекратил завывать, слушая ее пение.
Песня закончилась высокой золотистой нотой, похожей на луч весеннего солнца над стылой землей. Потом вернулась тишина и потрескивание огня.
Борта молча плакала. По ее красивому лицу двумя ручейками текли слезы. Хулуна крепко держала внучку за руку. Их общая рана еще не зарубцевалась.
Горе ощущалось и на лице Сартака. Но не только горе. Восхищение и еще какое-то бесконечно нежное чувство.
– К историям о Стреле Нейты добавилась новая.
Несарина опять втянула голову в плечи и с улыбкой воспринимала похвалу слушателей. Фалкан громко захлопал в ладоши и попросил спеть еще что-нибудь.
К своему удивлению, Несарина согласилась. Она запела веселую песенку, которой научил ее отец: о стремительных горных ручьях и долинах, где вся земля покрыта цветами.
Несарина пела, ловя на себе взгляд Сартака. Прежде он никогда на нее так не смотрел. И она против воли не могла отвести от него глаз.
Через несколько дней Фалкан полностью оправился от раны. Теперь можно было обследовать развалины трех сторожевых башен, обнаруженных Хулуной.
В первых двух не нашлось ничего примечательного. Обе находились достаточно далеко и требовали раздельных полетов. Хулуна настрого запретила оставаться на ночь близ развалин. Не желая навлекать на себя ее гнев, разведчики возвращались в Альтунское гнездо и проводили там несколько дней. Кадара и Аркаса (так звали маленькую юркую рукку Борты) нуждались в отдыхе.
Отношение Сартака к оборотню почти не изменилось. Он следил за Фалканом столь же бдительно, как и Кадара. Но теперь принц хотя бы не уклонялся от разговоров с адарланцем.
Зато Борта обрушивала на Фалкана неиссякаемые потоки вопросов. Развалины, являвшие собой груды обломков и мусора, не вызывали у нее никакого интереса. Однако Борте очень хотелось знать, какие ощущения испытывает Фалкан, превращаясь в утку, ныряя под воду и скользя над водной поверхностью.
Еще больше Борту занимали ощущения Фалкана, когда он превращался в волка. Если волк поел сырого мяса, как оно потом переваривается человеческим желудком? Можно ли вообще, поев в облике зверя, превращаться обратно в человека, или нужно обождать? Наконец, приходилось ли ему справлять большую нужду по-волчьи?
Последний вопрос вызвал резкий смех Сартака. Принца не останавливало, что Фалкан густо покраснел и воздержался от ответа.
Развалины двух башен ничего не поведали о причинах строительства и противниках, с которыми в древности сражались фэйские солдаты. Не говоря уже о том, каким образом они побеждали врагов.
Оставалась третья, и последняя, башня. Несарина подсчитала дни, проведенные здесь, и поняла: три недели, о которых она уведомила Шаола в записке, почти на исходе.
Сартак это
