– Ну вот, теперь его не остановишь.

Подсвинок радостно хрюкнул. Он где-то раздобыл яблоко и теперь смачно им хрумкал.

– А давайте сыграем в классную игру, – предложил он. – Каждый по очереди называет первую убитую им тварь. Вот, я первым начну. В Пятипрестолье на меня напал бес-мусорник, и я его убил.

Клэй вжался в диван и отхлебнул пива. Игра ему заведомо не нравилась.

– Мусорники боятся даже крыс, – усмехнулась Аша. – Они не нападают на людей.

Подсвинок смущенно потупился:

– Ну, там кто-то выбросил целый мешок апельсинов…

Аша еще не отсмеялась, но тут Муг сказал:

– Мне было одиннадцать, когда сдох мой любимый пес, и я решил его воскресить.

– Ну-ну, – сказал Баррет.

– Дурь, конечно. В общем, я зажег свечи, начертал руны, вроде бы все сделал как полагается… только воскрес не Сэр Пуфик, а… Б-р-р-р!

– Гм, не знаю, что пугает больше, – сказал Эдвик, поудобнее устраиваясь в кресле у штурвала, – то, что ты в детстве увлекался некромантией, или то, что назвал пса Сэром Пуфиком.

Тиамакс радостно защелкал:

– А я убил… ну, какую-то и вовсе неведомую тварь, с виду как помесь огромной ящерицы и лягушки, только с шипами и огненным языком.

– Фу, мерзость! – сказал Матрик. – А я убил гноллского шамана.

– Гноллы – это которые с конскими головами? – спросил Подсвинок.

– Нет, с конскими головами – это ишилы, – пояснила Аша. – Гноллы похожи на двуногих шакалов.

– Этот стервец колдовством лишил меня зрения и думал, что со мной разделался, – продолжил Матрик. – Я споткнулся и упал, а он как захохочет… С таким смехом его кто угодно нашел бы, даже слепой.

– Я убил гарпию, – сказал Баррет. – Она утащила на гору мою младшую сестренку, а я вскарабкался следом, скрутил гарпии шею и раскурочил гнездо. Потом целую неделю всю семью кормил омлетом из гарпиевых яиц. А ты кого укокошил, Ганелон? Наверняка какого-нибудь злобного монстра.

– Работорговцев, – помотав головой, ответил южанин и больше ничего не стал объяснять.

– А я убила паука, – ухмыльнувшись, сказала Аша. – Здоровенного. Ох, и мерзкая же тварь!

Тиамакс с притворным удивлением щелкнул жвалами:

– Ах вот оно что! Мой отец как однажды ушел за молоком, так и пропал. А я всю жизнь считал себя плохим сыном.

Аша хохотнула и повернулась к Клэю:

– А ты чем отличился, Пузочес? Погоди, я сама угадаю: какой-то недотепа пролил пиво тебе на сапог – и ты вырезал всю его семью, прямо у него на глазах.

Клэй набрал в грудь побольше воздуха, готовясь признаться, что его первой жертвой стал родной отец, но Гэбриель (единственный из всех, кто это знал) наконец-то нарушил молчание и избавил приятеля от долгих объяснений.

– Так куда мы с вами полетим? – спросил Гэб Баррета.

Лидер «Авангарда», кашлянув, обменялся многозначительными взглядами с Ашей и Тиамаксом.

– В Камнешарскую крепость, – наконец ответил он. – Не то чтобы очень хотелось так далеко соваться, но, так уж и быть, ради друзей можно и на смерть пойти, а кто уж там нас убьет – искровирм, виверна или еще какая-то хрень, – нам без разницы.

«Вот оно как, по-честному, – подумал Клэй. – Мы и так у их в долгу – они нас подобрали в „Макситоне“, можно сказать, спасли нам жизнь». От Пятипрестолья до границы Жути – неделя пути, если верхом, а «Былая слава» доставит их туда уже завтра. Конечно, хотелось бы дальше, но еще недавно и на это надежды не было.

Гэбриель смахнул челку с глаз и предложил:

– А давайте лучше в Контов.

Баррет наморщил лоб:

– Не вопрос. Вы там хотите набрать припасов в дорогу?

– Типа того, – ответил Гэбриель. – Ну и мне еще надо в одно место сходить. За мечом.

Глава 25

Сокровища, нужные и не очень

Пятеро бок о бок поднимаются по восточному склону холма к вершине, где стоит роскошный особняк Келлорека. Под лучами утреннего солнца их длинные тени летят впереди, будто громадные жуткие призраки, точнее – как потом расскажут охранники, следящие за их приближением, – будто зловещие предвестники грядущей беды, будто цепкие пальцы, готовые сомкнуться в кулак.

Среди них король-изгой, который, не расстегивая штанов, умудрился обзавестись пятью отпрысками; тот, кого время одарило огромной мудростью и еще более огромным брюхом; тот, кто полон безрассудной отваги и томим неутолимой жаждой.

Плечом к плечу с королем идет чародей, великий мастер слова, рьяный борец с черногнилью, рассеянный председатель общества пиротехнических наук Охфордского университета и единственный в мире человек, сохранивший веру в совомедведов после своего восьмого дня рождения.

Вот шествует прирожденный воин, дитя насилия и нищеты; тот, кому судьбой назначено разрывать оковы, карать правителей и доказывать, что силам добра приходится иногда обращаться за помощью к закоренелым негодяям. В нем обитает древняя душа, но ему суждено умереть молодым.

Рядом с ними тяжело ступает молчун, кроткий великан, тот, кто в битвах предпочитает щит; он могуч и кряжист, как дерево, пережившее бессчетные эпохи, он надежен, как путеводная звезда, что всегда указывает на север и сияет ярче всего в самую непроглядную ночь.

Этих четверых ведет наш герой, тот, кто похож на свечу, сгоревшую до огарка, или на некогда острый клинок, затупившийся в боях. Но сейчас шаги его тверды, во взгляде сверкает сталь. Кто посмеет встать у него на пути? Он готов на убийство, чтобы защитить свое самое дорогое. Ради этого он и сам готов умереть.

– Позови-ка хозяина, – говорит один охранник другому. – Судя по всему, разборки не миновать. Глянь, какие грозные.

Они и в самом деле выглядят угрожающе. Грозно. А потом волшебник путается в подоле развевающейся мантии, спотыкается, изрыгает проклятье и падает носом в грязь, сбивая с шага остальных.

В ходе нападения на особняк Келлорека было сломано немало мебели и несколько рук. Муг то и дело швырял в комнаты какие-то странные плоды, похожие на авокадо с торчащими хвостиками фитилей. Плоды взрывались клубами желтого дыма, от которого щипало глаза и першило в горле; дым выкуривал из комнат перепуганных слуг и перетрусивших охранников. Клэй отбил щитом пару ударов, а Ганелон, повернув топор плашмя, с такой силой шлепнул какого-то типа, что тот, пролетев шагов тридцать, пробил стекло в окне. Гэб несся вперед с целеустремленностью отца, разыскивающего в борделе пропавшую дочь.

Келлорек с двумя красотками нежился в бассейне. Обнаженные девицы убежали. Посредник торопливо набросил халат, но получил в нос кулаком в латной рукавице и растянулся на мокрых плитках.

– Подберите его, – сказал Гэб, не останавливаясь.

Ганелон схватил ошалелого посредника за шиворот и поволок за собой.

В бывшем храме, где Келлорек хранил сокровища и всевозможные раритеты, Гэбриель подошел к изваянию Осеннего сына, остановился шагах в сорока от него и протянул руку Мугу. Волшебник, порывшись в бездонной суме, вытащил отрезок просмоленной веревки.

– Это… – начал Клэй.

– Ага, трос-огневик, – подтвердил Муг и вручил Гэбриелю веревку, будто рассерженную гадюку. – Осторожнее.

«Муг ратует за осторожность в обращении с алхимическим арсеналом? – мысленно удивился Клэй. – О боги Грандуаля, мы и впрямь постарели!»

Гэб приблизился к статуе. Огни светильников отражались в его доспехах, и казалось, что, взбегая по ступеням постамента, Гэбриель сам излучает сияние. Он опустился на колени и осторожно обмотал просмоленной веревкой щиколотку статуи.

– Отойдите подальше! – бросил он через плечо и поднес обтрепанные концы веревки друг к другу.

Зашипев, волокна соединились. Веревка заалела расплавленным металлом, затвердела, будто сталь, и начала стягиваться. Нога статуи подломилась, и каменный истукан, рухнув на пол, раскололся на куски. Голова изваяния, которой придали сходство с оркоподобными чертами Келлорека, подкатилась к ногам Ганелона.

Гэбриель легко сбежал по ступенькам, порылся в обломках, вытащил Веленкор из расколовшейся каменной руки и заулыбался, как мальчишка.

Меч был обоюдоострый, длиной почти в рост Гэбриеля. Некогда он принадлежал Веспиану, друинскому архонту, и слыл не только самой священной, но и одной из самых опасных реликвий древней Державы. На серебристо-зеленой поверхности клинка время от