Подлые московиты нашли как поквитаться.
– Слухи ползут, ваше величество, – выдавил адмирал.
Слухи!
Людовик не знал, что их распускали сами «подлые московиты», в красках рассказывая по тавернам о предсмертных мучениях несчастных моряков, о коварстве и жестокости русских, которым и Эдвард Тич позавидовал бы.
Получалось неплохо, чай, врать – не кирпичи таскать. Софья не могла отказать Ромодановскому, когда тот попросил расквитаться за родственника, да и помнила она мальчишку. Серьезный такой, из второго выпуска царевичевой школы. Сколько их будет – таких мальчишек и девчонок, которые пошли ради своей страны на смерть?
Много, слишком много.
Она еще не знала, что сап собрал свою жертву и среди тех, кто выполнял ее распоряжение. Первым умер Иван. Даже у привитых людей возможен смертельный исход. Петр не заразился, но легче ему от этого не стало.
Есть вещи, которые лучше не делать.
* * *Сап вспыхнул среди французских войск легко и непринужденно, словно полежавший месяц на солнце валежник – от случайной искры. И последствия были такими же ужасными.
Одной из жертв стал Виктор Савойский. Одной, хотя и не самой важной. Намного страшнее оказались те, кто дезертировал из войска в надежде избежать страшной болезни. Сап ушел вместе с ними во Францию.
Пожар заболевания накрыл Италию и Францию. Война захлебнулась, не начавшись, а по дорогам поползли проповедники, которые кричали, что война не угодна Богу! Король начал войну – и Господь покарал его! А вот если бы король молился вместо того, чтобы празднества устраивать и бриллиантами обвешиваться…
Пророков ловили и кого-то даже повесили. Бесполезно. Слухи шли вслед за сапом и были куда опаснее.
Людовик злился, но что тут можно поделать? Воевать становилось попросту опасно: еще одно поражение, и страна полыхнет бунтом. Да таким, что Фронда пряниками покажется.
Глупцом Людовик не был. И осознавал, что в этой партии его переиграли. Только не понимал пока – кто. Но собирался разобраться и понять. И – отомстить. Спускать такое было не в его обычае.
Даже если сап вспыхнул сам (в биологическое оружие Людовик поверить не мог, потому что не знал, как такое возможно), то слухи сами не распускаются. У них есть авторы, а учитывая их обширность и однообразие – автор.
Один. Которому это выгодно.
А кому бы?
Версий две. Испанцы и московиты, кто ж еще? Оставалось выяснить, кто.
Анна знала об этом – и писала на родину. Софья читала донесения и надеялась лишь, что концы достаточно хорошо упрятаны в воду. Хотя даже если бы Людовик вздумал им мстить…
Софья честно признавала, что за такое их повесить мало. И в кои-то веки не оправдывала себя или брата с мужем. Человек – тварь своеобразная, чтобы снять с себя ответственность или избавиться от чувства вины, что угодно изобретет. Но Софья не могла этого сделать. Фантазии не хватало.
Куда ушли лихие ребята, которые рубились с турками под стенами Каменца? Когда их сменили политики?
Софья не могла ответить на этот вопрос, и ей было тошно и горько.
Наверное, это естественный процесс. Политика вымывает из души порядочность. Только вот когда это произошло с ними? И не получится ли так, что Алексей или Иван сочтут целесообразным разменять на военную удачу или кусок земли жизнь кого-то из близких? Того же Владимира, например?
От выгодного замужества до выгодного убийства один шаг, но когда Софья попыталась поговорить об этом с ребятами, встретила непонимание. Что не так? Что ее пугает? Все ведь ради Руси, она должна понимать!
Софья понимала, но не оставляло ощущение чего-то… подлого.
1697 год
Швеция была в трауре. Умирал Карл Одиннадцатый.
Король уже с год как жаловался на боли в животе, которые не мог облегчить ни один медик. Могли временно заглушить их опием, но ни унять вовсе, ни избавить от них…
Софья сначала подозревала отравление, даже отправила своих людей к шведскому двору, чтобы посмотрели короля, а то мало ли кто его травит и зачем? Такие подарки себе надо делать самостоятельно. Потом получила донесение и успокоилась.
Рак вообще штука сложная, а в те года – особенно.
Да, именно от рака и умирал сей король. Умирал в особенно обидное время, в апреле месяце, когда природа начинает просыпаться и расцветать, умирал, не имея возможности даже попрощаться. Последние несколько дней боли были настолько сильны, что государя практически все время держали на настойке опия.
Настроения во дворце царили самые разные.
Королева Мария была… замкнута. Радоваться ей не хотелось, все же муж, но и печалиться не получалось. Супруг ей достался не из лучших. Хоть они детей и прижили – любви не было. А значит, и скорби не будет.
Печалились ее дети, особенно наследник престола, Карл Двенадцатый. Он искренне любил отца. Рыдала в своих покоях Гедвига Элеонора. Не дай бог никому пережить своего ребенка. Только вчера он был младенцем. Умильная мордаха, крохотные пальчики, которые доверчиво сжимаются на твоей руке, кружевные пеленки… И вот уже он взрослый. И даже женился. А потом – эта нелепая смерть! Такая… неправильная! Дети не должны уходить раньше родителей! Не должны!
Ей встать бы сейчас, взять себя в руки, попробовать стать регентом при малолетнем государе или хотя бы поддержать его… Не получалось. Самой бы кто помог.
Фрейлины вылетели из ее покоев впереди своего визга. Глупые курицы! Дряни! Лицемерные морды, фальшивые волосы, румянец и такое же бездарное сочувствие!
Но дверь все же растворилась, чтобы, чуть скрипнув, закрыться за посетителем.
– Бабушка…
Юный король сам пришел к Гедвиге. Положил руку на плечо, пытаясь утешить, как мог. Скорбь тянется к такой же скорби, а Мария ее выказать не могла. Старалась, но обмануть сына не вышло.
– Карл…
Как же он похож на отца!
Наверное, не меньше получаса бабушка с внуком обильно поливали друг друга слезами, оплакивая… кого?
Отца и сына – да, безусловно. Но еще и детство Карла, которое закончится слишком быстро. Спокойствие Гедвиги, которому тоже пришел конец. Хорошо, если невестка ее не сошлет куда подальше, а ведь может, еще как может…
Любви между ними никогда не наблюдалось, а решительности у Марии хватит.
– Нам надо поговорить, – наконец решил внук.
Гедвига вскинула брови. От слез белила и румяна на ее лице расползлись, и оно представляло собой жутковатую маску, но внука это не пугало. Сам выглядел не лучше.
– О чем же?
– Сейчас начнется траур по отцу. Я несовершеннолетний, поэтому мне нужен кто-то рядом. Опекун.
– Твоя мать…
– Отец не доверял ей. Он доверял тебе.
Это была высокая оценка для Гедвиги. И правдивая к тому же. Мария все равно оставалась для народа англичанкой, а для своей семьи – чужой. Как это
