Что спасло Леопольда? Уж точно не внезапное обострение милосердия у Софьи или кого-то другого. Просто стало не до мести. Скончался Пфальцский курфюрст Филипп Вильгельм. И вот тут-то пошли проблемы[20].
Политика – дело сложное. И предыдущий курфюрст по имени Карл, по порядковому номеру «Второй», сильно подгадил своим последователям. Его сестра, Лизелотта, была замужем за Филиппом Орлеанским. Да-да, тем самым, братом Людовика, «короля-солнца». А поскольку Карл не оставил после себя законного наследника по прямой линии – то есть сына или внука, в крайнем случае брата, – Людовик решил, что Пфальц не помешает лично ему. И потребовал сию территорию для Лизелотты. То есть ее супруга, у них же все имущество должно быть общим, правда? Да и вообще, сестра – это всяко ближе, чем сын кузена.
Правда или нет, но почему-то в Европе этот финт ушами никому не понравился. Людовик и так надоел всем хуже чесотки со своим желанием править всем и вся. Он лез в Нидерланды, лез в Англию, а теперь вот и Пфальц ему подавай?! Да имейте ж вы совесть, ваше величество! И не в анатомическом смысле!
Первым вызверился как раз Леопольд, и гадить ему тут же стало невыгодно. Мужчина твердо решил поддерживать Виттельсбахов, все-таки не чужие. А вот Людовик… Дай ему Пфальц, так он и в другие германские княжества двумя ногами влезет, как уже влез в то же Артуа, Эльзас, Лотарингию… Так что Леопольд срочно начал образовывать коалицию против Людовика. Кому тут что не нравится?
А не нравилось многим. Англия, Испания, Нидерланды – особенно последние! Там бы сейчас и черту поклонились, появись тот и пообещай разогнать французов. Надоели они за эти годы хуже горькой редьки своими налетами и «установлением законной власти». Насилием, грабежами, реквизициями и прочими радостями.
Папа Римский тоже поддержал коалицию против Людовика, для разминки отлучив от церкви его посла – маркиза де Лавардена. Формальным поводом стала отмена «свободной зоны»[21], но так то – формальным! У других-то эту зону давно отменили, а Франция все еще «государство в государстве»? Непорядок.
Наглость какая – устраивать в Риме, под носом у Папы, убежище для всяких преступников да еще страже угрожать, прикрываясь замшелыми договорами! Известно же, что на небе Бог, а в Риме – Папа. И выше никого нет и не будет.
Так что маркиз вылетел из Рима впереди собственного визга, а Людовик расстроился. Вот куда это годится? Ты тут Нантские эдикты отменяешь, стараешься выглядеть (быть уже не получится, так хоть видимость создать) добрым католиком, пытаешься наладить отношения с Церковью, а тебя все провоцируют и провоцируют! То твоего ставленника не утвердят, то права малыша Карла откажутся рассматривать (не то чтобы сильно отказывались, но дело пошло взатяг, да как бы не на годы), а теперь вот еще и это?! Вот как тут сдержишься? Как тут не показать нехорошим людям, что не зря его зовут «король-солнце»? Он ведь не только осветить, но и засветить может!
Так что Филиппу Орлеанскому было отдано распоряжение, и войска числом восемьдесят тысяч человек под командованием Монсеньора перешли Рейн[22].
Европа отреагировала резким протестом. Папа Римский потребовал передать курфюршество Филиппу Вильгельму Нойбургскому и увести войска обратно. Людовик ответил отказом. Папа Римский пригрозил Божьим гневом, но получилось неубедительно. Гнев потом, а территория – вот она, уже здесь и сейчас, так что своих планов Людовик не изменил.
Назревала большая Европейская война.
* * *– Повесить.
Илона уронила слово, как камень, и отвернулась.
Взгляды людей обратились на Ференца, но тот и бровью не повел. Сидел, смотрел на суд со спокойствием ледяной статуи. Конечно, ему Имре приходился лишь отчимом, но любовь к Венгрии роднила их больше, чем любые другие связи.
Парень лишь чуть опустил ресницы, соглашаясь с материнским распоряжением, – и двоих мужчин, измученных настолько, что они едва на ногах стоять могли, поволокли к виселице.
После убийства Имре Прокопий принялся носом землю рыть. Виноват был, конечно, Леопольд. Но ведь это – голова, а к ней еще и руки должны прилагаться, разве нет? Кто-то недовольный, кто-то достаточно подлый, чтобы ударить в спину, и достаточно глупый, чтобы верить, что император расплатится за свое задание. Хотя каким идиотом тут надо быть, чтобы в это верить?
Понятное дело, что Леопольд с радостью устранит и Текели, и Ракоци, только вот доверять предателю настолько, чтобы сделать его своим наместником в Венгрии… Ага, два раза! Вот только помолится – и сразу же! Да кому нужны иуды? Виселицу – и ту, кстати, из осины сколотили. Символично.
Одним словом, русский агент начал рыть. Глубоко и качественно. И быстро нашел заговорщиков.
Увы… Посеял эти семена, хоть и сам того не желая, еще дед Ферека – Дьердь Ракоци, который поддержал некоего Константина Щербана в его притязаниях на трон Валахии и Молдавии. Поддержки оказалось недостаточно. Проправив пару лет, Константин таки вылетел с теплого места и затаил обиду. И сильную.
Не на турок, благодаря которым распрощался с троном, не на Габсбургов, а вот именно что на Ракоци. А что такого? Один раз Дьердь помог, второй раз, третий, потом ему, конечно, надоело возиться с бездарем, и этого Константин ему не простил! Мы в ответе за тех, кого приручили! И сын его, Ференц, тоже мог бы…
Ан нет.
Ни тот, ни другой не пожелали тащить Константина на своем горбу, так что мужчина сбежал в Польшу, где и жил спокойно. Родил двоих сыновей от некоей панночки из хорошего рода, признал их, воспитал по своему образу и подобию, а главное – внушил, что Ракоци им должны по гроб жизни. Мальчишки и поверили.
Кое-какие связи у Константина оставались, деньгами помогла родня, войска обещал Леопольд, к тому же ему это было так выгодно! Получалось ведь почти прямое предательство Ракоци со стороны поляков! Подданные польского короля убили его же вассала! Красота! Да после такого поляки и венгры отродясь друг другу рук не подадут!
Не получилось.
Имре хоть и убили, но к Фереку подобраться оказалось значительно сложнее, а русские шпионы рыскали не хуже гончих собак и терять след не собирались. В результате сыновья Константина были пойманы и приговорены к повешению. Дабы не ссорили две дружественные страны.
Попутно на плаху отправилось еще десятка два человек из знати, но роптать никто не решался. За дело получили, ой за дело. И вид Илоны – прямой, гордой, в черном уборе, царапал по сердцу даже самых жестоких. На лице женщины было написано сдержанное страдание, а в сочетании с ее красотой… Как тут не отомстить