Чего нельзя сказать о майоре, тот, оказывается, забыл взвести курок и неумело это сделал, затем он, всё поглядывая на секундантов, постоянно сбивал прицел и снова тщательно целился, а когда был дан сигнал к стрельбе, дёрнулся всем телом и выстрелил. На правом рукаве белой сорочки Эрика быстро расплывалось ярко-красное пятно, секунданты бросились к нему, но тот показал, что заряд прошёл мимо, только забрызгав соком ткань. Затем советник вскинул пистолет одной рукой, быстро прицелился и выстрелил, майор со страшными воплями упал, держась за лоб, куда попала ягода или вернее косточка, зная по себе, как это больно, Эрик зачерпнув ладонью шпинат, бросился к майору и быстро приложил чёрно-зелёную жижу ко лбу. Вопли быстро стихли, майор лишь постанывал и было решено вернуться к возлияниям, благо в офицерском собрании бывало всякое, взять хотя бы случай, когда элефант проломил крышу и начал очумело бегать по пятому этажу.
Однако не тут-то было, наряд военной полиции, видимо прослышавший о событиях вырос, как из-под земли, сверкая ярко начищенными нагрудными бляхами, они с интересом поглядели на стонущего майора и на Эрика, окружённого довольными зрелищем гвардейцами. Лейтенант военной полиции, видимо лишённый какого-либо юмора зачитал императорский указ о запрещении дуэли и аресте всех присутствующих, на законный вопрос как он собирается арестовывать полсотни гвардейцев, лейтенант не нашёлся что ответить, но приказал своим арестовать Эрика, как зачинщика. Полицейские неуверенно направили на него винтовки с примкнутыми штыками, советник, понимая, что либо тут случится обычная гвардейская драка с полицией, либо всё выяснится в комендатуре и он отправится, наконец, спать, ибо время позднее, надел ремень со значком, жилет и сюртук, взял абордажный револьвер и помахал гвардейцам. Под неуверенными штыками полицейских, он проследовал с ними в расположенную неподалёку гауптвахту. Из-за позднего часа никого старше лейтенанта не случилось и он не нашёл ничего лучшего, как закрыть Эрика в камеру, пусть чистую и с удобной постелью, но камеру. Пожилой смотритель хотел было указать лейтенанту, что тайная служба не подотчётна военной полиции, но тот цыкнул, мол, капралы лейтенантам не указ. Извинившись, капрал принял у советника абордажный револьвер, патроны и значок, вздохнув, что утро будет видать весёлое и верно, утро выдалось весёлое.
Глава 6
«Известный бретёр Оллсон, застрелил в офицерском собрании героя битвы при Кивиыли, доколе общество будет терпеть выходки Оллсонов, дуэлирующих по поводу и без повода?!»
Газета «Имперские сведения»— Ну что здесь происходит? — ворвался в сон голос Нефёдова, — кто смеет арестовывать тайного советника?
— Так мы это хотели…, — послышался голос лейтенанта, открывающего дверь камеры, — ваше благородие…
— Вот даже не начинай, — бросил граф, — ну что, голубчик, как спалось?
— Ну, до вашего пришествия неплохо, — ухмыльнулся Эрик, — хоть поспал немного.
— Вот и мне подумалось, что пока отпускают, пока домой доберётесь, половина ночи пройдёт, не выспаться, а голова сегодня понадобится. Я вчера просматривал сегодняшние газеты от «Имперского голоса» до «Биржевого вестника», пришлось кое-что в них подправить, — задумчиво сказал граф, оглядывая камеру, — происшествие опишут нейтрально в конце светской хроники мимоходом.
— Большое преимущество читать вчера сегодняшние газеты, — кивнул советник.
— Скандал будет в газетёнках помелче…, — покачал головой Нефёдов, — хотя это на руку, лишний факт о бесчеловечности тайной службы, однако представляю, что напишет Зачупыженко-Бертольдшварцкая!
— Уж эта напишет, особенно учитывая сегодняшнюю официальную колонку о дворцовых назначениях, дескать, новоиспечённый советник застрелил наповал гарнизонного майора, столица негодует, правительство скрывает преступника, — кивнул Эрик, — но не мог же я поступить по-другому.
— Да нормально всё и майор этот выздоровел почти, сам виноват, нечего пьяным по столице скакать и нарываться на гвардию, впаять бы ему неделю карцера, впрочем, сам себя уже наказал, — махнул рукой граф и поморщился, — давайте отсюда выбираться, мобиль вас отвезёт домой, приведите себя в порядок и в управление.
Нефёдов, громко стуча по каменным плитам гауптвахты окованной тростью, быстро шёл к выходу. К нему то и дело подбегал начальник гауптвахты с просьбой не губить, дескать, лейтенанта сгноит в гарнизонах, но сановник лишь морщился и отмахивался, Эрик на ходу одевался и принял от давешнего смотрителя оружие и значок.
— Ну что, экий у нас получился конфуз, — усмехнулся граф, усаживаясь в мобиль, — что за детство жижолой стрелять, а ежели бы в глаз попали?
— Заряд был половинный, максимум бы глаза лишился, ну поорал денёк-другой, — пожал советник плечами, — у нас это даже раной не считалось.
— Знаю, знаю, Оллсонов на дуэль вызывать самоубийство, сколько поколений вы людей дырявите всеми способами, — хмыкнул граф, — жду в управлении, трогай дружок.
Служебный мобиль быстро отвёз Эрика на квартиру. Взвившись к себе, советник быстро привёл себя в порядок и спустился вниз, там его поджидала знакомая журналистка в немыслимом брючном костюме горчичного цвета с ярким жёлтым шарфом. Она перегородила дорогу, и обойти её не было никакой возможности.
— Зачем вы застрелили бедного офицера? — набросилась она с ходу.
— Добрый день, — вздохнул советник, — как бедняга, орать перестал?
— Ужасно мучается, — задрав голову, воскликнула журналистка, — как можно быть таким жестоким? Пользуетесь своим положением?
— Да какое положение, любой, кто решил дуэлировать, оружие сначала пусть научится держать, — нахмурился Эрик, — если нужно, отвечу в суде.
— Пользуетесь значит положением, — кивнула журналистка, — как продвигается расследование?
— Какое расследование? — прикинулся дурачком советник, — я все дела сдал на заставе, тем более они не для газет.
— Вы прекрасно всё знаете! — вскинула голову журналистка, — дело об отравлении принца!
