Глупости какие в голову лезут, усмехнулся про себя Ивлиев и машинально потрогал замок. К огромному его удивлению, дверь была не заперта. Одна из проушин, которая должна была быть прибита к дверному косяку, двигалась свободно. Кто все это проделал и как давно? Ивлиев тихонько потянул дверь, скользнул внутрь и прикрыл ее за собой.
Подождав, пока глаза привыкнут к темноте, он двинулся вперед. Включать фонарик пока опасно. Через окна и кое-какие щели в конструкции этой части здания лунный свет проникал внутрь. Василий вспоминал схему, которую ему рисовал Белецкий. Вон та дверь — это склад, в котором раньше хранились лампы, «самоспасатели». Вот этот коридор ведет к подъемнику, но к нему Василию не надо. Лестница, если верить схеме Белецкого, находится сзади, за насосами. Ею во время эксплуатации шахты пользуются для технических нужд, осмотра кабельных линий, вентиляционных каналов. Кажется, это здесь.
Ивлиев прислушался. Ему показалось, что он слышит какой-то шум. Подъемник заработал? Нет, голоса или гул какой-то. И звук доносится скорее всего из шахты, из ствола. Дойдя до двери, которая вела на лестничную площадку, он с удовольствием убедился, что здесь вообще нет замка. Только скрипела дверь, как десяток визгливых баб. Пришлось найти лом, чуть поддеть ее, чтобы разгрузить петли. Освободив себе проход, достаточный, чтобы протиснуться, Ивлиев вошел внутрь.
Лестница была широкой: вполне могли рядом подниматься или спускаться двое. И вполне можно было транспортировать по ней пострадавшего, имея определенные приспособления. Прочная, старинная, добротно сваренная, с надежными узлами жесткости. Один недостаток — любой неосторожный шаг, и металлический звук начинал разноситься по колодцу. Пришлось приспосабливаться, как ставить ногу, как переносить центр тяжести, чтобы не шуметь. Муторный медленный спуск со всеми предосторожностями занял больше часа. И все это время Ивлиев слышал какие-то звуки снизу.
Отдышаться и дать отдохнуть телу, особенно рукам и ногам, Ивлиев устроился в небольшой нише. В штреке было относительно светло. Здесь работало освещение, что уже о многом говорило. Здесь велись какие-то работы или просто находились с какой-то неизвестной целью люди. Выработка тянулась двумя тоннелями. В правом были проложены рельсы.
Тоннель был не очень широким. Освещался он противовзрывными фонарями в герметичных плафонах, подвешенных через каждые метров десять. Не проспект, конечно, но ноги и голову сберечь можно. А еще с правой стороны виднелись какие-то темные ниши в стене. То ли они выдолблены, чтобы человек мог спрятаться туда во время схода с рельсов вагонеток, во время аварий, то ли там еще что-то. Ивлиев поднялся и пошел вдоль правой стены.
Вот и ствол подъемника. Ага, напротив на каменной стене жирно намалевана цифра «5». Все правильно, пятый штрек. Про него говорил Белецкий. Что-то с шумом треснуло, и покатились камушки. Василий тут же присел у пустой вагонетки, сжав в руке пистолет. Камни сыпались из-под бревен крепежа. Видимо, тут такое часто бывает, проседает порода. Он подумал, что второй раз лезть под землю, когда уже один раз чуть не погиб, глупо. Если представить, какая толща породы над головой, то… Ивлиев помотал головой, отгоняя эти панические мысли.
Осторожно двинулся вдоль стены, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь. Вот и первая ниша, которую он увидел, как только вошел в тоннель. Ржавые железные двери чуть прикрыты, на дверях символ высокого напряжения. Старая щитовая, подумал он и заглянул внутрь. Небольшая камера, площадью не более четырех квадратных метров и высотой метра в два с половиной, была полностью заставлена деревянными ящиками. Что за чертовщина? Ивлиев зажег фонарик и увидел нанесенные на ящики черные, хорошо ему знакомые еще с фронта эмблемы. Немецкий орел с распростертыми крыльями, который держит в лапах круг из стилизованных листьев со свастикой внутри. Символ Третьего рейха. И зловещая надпись: «Packkiste Nr. 14 Sprengbüchse 24». Каждый такой ящик содержал 70 килограммовых тротиловых шашек.
— Мама моя родная! — прошептал Василий. — Это для чего же здесь столько! Этим количеством можно взорвать и обрушить тоннель так, что его вовек не расчистить. Конец штреку.
Он пошел дальше, следующая ниша через десять метров оказалась просто нишей, выдолбленной в горной породе. Она тоже была заполнена ящиками «Sprengbüchse 02/24». Трехкилограммовые заряды, один из самых распространенных немецких инженерных подрывных зарядов. Отверстия под запал заклеены бумажными этикетками с маркировкой о типе и виде запала. Рядом с нишей стояла вагонетка. Ивлиев подошел к ней, поставил ногу на раму и заглянул внутрь. Кроме угольной и каменной пыли он увидел несколько обрывков бумаги и какой-то разбитый темный брусок. Недолго думая, Василий запрыгнул в вагонетку и присел на корточки. Бумажками оказались все те же этикетки, которыми в инженерных тротиловых зарядах заклеивали отверстия под детонаторы. А разломанный брусок был килограммовой тротиловой шашкой, которую раздавили по неосторожности. Ивлиев не сомневался, что вагонетками куда-то в глубь штрека перевозили взрывчатку. А заполненные ниши — только временное складирование.
Послышавшиеся голоса и хруст камня под ногами людей заставили его замереть и опуститься на дно вагонетки. Он достал пистолет и тихо взвел курок. Голоса приближались из-за поворота, оттуда, где коротким коридором соединялись два параллельных тоннеля. Приближались, судя по звуку шагов, не менее четырех человек, но разговаривали из них двое. Один мужчина говорил приятным грудным голосом с властными нотками, второй бросал резкие недовольные фразы.
— Нельзя, пойми, Вадим, нельзя сейчас воевать так, как полгода, год назад!
— Что, к черту, изменилось? — резко бросал второй. — Потери несем? Мы их всегда несли, на то и война.
— Но сейчас у нас нет таких сил, как раньше, пойми! И их следует беречь для решительных, разработанных штабом ударов.
— Какие, к чертям, разработки! Я с кем на операцию пойду? Если мои бойцы не будут знать, что я готов умереть сам за каждого из них, что я не брошу самого хилого и немощного, они со мной не пойдут!
— И поэтому ты устроил бойню в
