— Мужчины иногда страшно глупеют, — пожал Василий плечами. — Случается с ними такое.
— Я могла бы поговорить с папой, и он устроил бы тебя на работу. И при деле, и зарплата. Ты же, наверное, все свои сбережения проел в дороге? Тебе в милиции могут дать какую-нибудь справку, для временного трудоустройства? Папа мог бы организовать туда запрос от дирекции шахты.
— Твой папа настолько известный человек в городе? — улыбнулся Василий.
— Ну, что ты говоришь! Хотя, может, и правда. — Татьяна замолчала, а потом снова заговорила об отце: — Знаешь, папа какой-то странный в последнее время. Молчит, глаза прячет. В другие времена я бы подумала, что он провинился в чем-то. Жалко его. Стареет, наверное, а может, влюбился и боится мне признаться. А та женщина против того, чтобы жить с нами, и папа не хочет оставлять меня одну.
— Давно это с ним?
— Примерно с того времени, как это случилось на шахте, когда ему голову разбили.
— Может, он просто переживает за шахту, за свою работу, за людей?
— Может, — вздохнула девушка. — Да только о работе и людях он всегда переживал, а таким стал недавно.
Ивлиев смотрел на прохожих, спешащих по своим делам, и думал, что Таня или права, или сильно ошибается. Но прислушаться к ее мнению надо. Никто так не знает Павла Архиповича Белецкого, как его дочь. Он ведь вполне мог переживать из-за того, что произошло на шахте, о том, что кто-то против ее открытия. Черт, он элементарно мог испугаться и теперь стыдится этого перед дочерью. А может, его мучает что-то другое. То, что он тоже хочет скрыть и что связано с работой шахты. Допрос Белецкого ничего не дал, да и зацепиться там не за что, как сказал Горюнов. Реакция главного инженера на происходящее была нормальной, выше всяких похвал. Возмущенный антисоветскими возгласами, он кинулся в самую гущу событий. Да, что-то странное происходит в душе Таниного отца. Опять Горюнов прав, почувствовал он неладное.
Глава 4
С Жоркой Ивлиев договорился встретиться в шесть вечера у парикмахерской. Новый приятель Василия обещал показать ему магазин, в котором продается самый хороший хлеб во всем Котляре, и двор, где можно купить самую чистую и недорогую «Зубровку». Это не какой-то там «бимбер»[3], это слеза!
Ивлиеву вообще-то было плевать на спиртное, к которому он совершенно равнодушен. Да и вкус хлеба его интересовал не очень, потому что в еде он был неразборчив, привык за годы войны есть все, что дают. А на эту экскурсию он согласился, чтобы немного получить представление о связях и образе жизни Жорки Одессита. Все-таки он с ним жил в одной квартире, да и подумать, как использовать Жорку в своих целях, тоже не мешало. Мало ли как в работе Ивлиева мог сейчас помочь криминальный мир. Там много информации крутится. Хотя Жорка скорее всего завязал или просто перестал «работать» по-крупному.
Жорка появился через пять минут. Довольный, сияющий как начищенный пятак, он вышел из арки большого дома, засунув руки в карманы полосатых брюк. Щурясь на солнце, Жорка шел, чуть ли не пританцовывая. Или в карты выиграл, или шел от женщины. Ивлиев хотел было поднять руку и призывно махнуть приятелю, но замер на месте, а потом чуть сместился к автобусной остановке, прикрываясь спинами пассажиров. Следом за Жоркой под аркой появился человек в кепке, который шел, почти прижимаясь к стене. Когда Жорка остановился и нагнулся к своему ботинку, где у него развязался шнурок, человек тут же спрятался за колонну. Слежка? А вот это уже интересно! И кто же его «пасет»? Уголовка? Конкуренты по криминальным делам? Неужели НКВД? Тогда бы Василию сказали об этом. Хотя с ним общается сам Горюнов, а оперативники могли просто в плановую разработку включить Жорку, и все. О таких мелочах начальнику управления и не докладывают. Надо парня снова спасать, тогда и информация будет.
Жорка озирался по сторонам, ища глазами Василия. Потом решил, что тот, видимо, опаздывает, и уселся на низкий чугунный заборчик ограждения бульвара, разглядывая прохожих и посматривая на парикмахерскую. Решение созрело быстро. Тот, кто следит за Жоркой, явно не рассчитывает на массовую операцию. Похоже, что за ним идет только один человек. Может, и второй есть, но только на подхвате. Жорка несколько минут еще посидит в ожидании. И этого времени хватит.
Хлебная машина давно привлекла внимание Ивлиева. Она стояла возле магазина, закончив разгрузку, а водитель, щеголеватый парень в хромовых сапогах, собранных у щиколоток в «гармошку», стоял с отверткой в руках и что-то подтягивал на кронштейне зеркала заднего вида. Обойдя пассажиров на остановке, Василий направился к машине, попутно изменив походку и осанку. Сейчас он слегка сутулился, чуть втянул голову в плечи и шел, немного загребая ногами, как моряк.
— Слышь, друг! — обратился он к водителю. — Подзаработать не хочешь? Дружка надо выручить, баба его засекла с любовницей. Правда, пока еще сомневается. Помоги, а? А я тебе на пиво отстегну.
— А я как помогу-то! Свидетелем выступлю, что не спал он с ней? — засмеялся водитель, поигрывая папиросой в уголке рта.
— Не-а, — засмеялся в ответ Ивлиев. — Я к тебе в фургон залезу, а ты дождись, когда автобус к остановке подъедет, и сразу встань за ним. Я открою дверь, дружка кликну, он в машину прыгнет, а ты за автобусом следом тронешься. Через два квартала останови и выпусти нас. Всего-то делов. А баба его кинется к остановке, а там мужа нет. Решит, что обозналась.
Водитель хлебной машины хотел было отказаться, но промолчал, видя, как Ивлиев отсчитывает одну ассигнацию, вторую. И какая мне разница, что у них там, весело подумал он, прикидывая, что конец смены близок, а пиво сегодня свежее завезли в киоск по дороге домой.
Жорка удивился, когда из распахнувшейся дверки хлебного фургона высунулся Васек и стал отчаянно махать рукой. Но он всегда подозревал в своем новом дружке человека даже более серьезного, чем сам Жорка. Поэтому, не особенно раздумывая и полагая, что у Василия есть все основания играть в конспирацию, заскочил в машину.
Когда фургон остановился через два квартала и Василий потянул Жорку наружу, а потом по ступеням вниз по лестнице, к