— Я не замерз. Сделай лучше от головной боли.

— Я. Я замерзла, Людвиг…

Они долго смотрели друг на друга.

Касс, вытерев руки о свой белоснежный, до хруста накрахмаленный фартук, поспешил удалиться. Агата подошла к шкафу, достала травы, зажгла спиртовку.

— Ты же знаешь, Агата, — голос Людвига стал чуть тише, — я не могу без твоего отвара, когда у меня начинается головная боль! Мать просто вывела меня из себя! И объясни мне, наконец, что происходит? Что это за бред с твоим любовником?

Он сорвал белую салфетку, которой повар с такой любовью прикрыл еще горячие булочки, взял одну и стал жевать, развалившись на стуле.

Агата старалась сосредоточиться на отварах. Один — Людвигу, от головной боли, другой — Эрику, от простуды…

Ей вдруг стало омерзительно. До тошноты. Непонятно почему стало обидно за Касса, солдат, Эрика… Всех тех, кто спас ее. Заботился. Поддерживал. Они так старались вернуть ей жизнь, надежду на будущее. И вот пришел он. Смял салфетку. Схватил булочку…

Всеблагие, да что это с ней? Что за бред она несет?

— Где ты был все это время? — вдруг спросила она.

Отвары должны были настояться. Работать со шкатулкой из кристаллов она сейчас все равно не сможет. Агата смотрела в глаза человеку, с которым ее связывало так много, что в происходящее просто невозможно было поверить! Неожиданно появилась надежда. Надежда и чувство вины. Почему она решила, что он виноват? Может быть, он сможет все объяснить, и тогда…

— Так сложились обстоятельства. Ты просто не знаешь, что наше финансовое положение последнее время…

— Я знаю ВСЕ о нашем с тобой финансовом положении. Ведется следствие. Мне предоставили не только подробный отчет о финансах, но и о том, что ты… живешь с женщиной.

— Аделинда, ну не начинай! Какая женщина?

— Аделинда, я полагаю.

— Откуда ты знаешь? Ты что, следила за мной?

— Нет. Ты только что назвал меня ее именем.

— Я? Да при чем тут это? Я писал книгу! Я надеялся спасти нас с тобой от кризиса! Пойми, мне нужна была новая обстановка! Впечатления! А как ты хотела? Что еще могло подстегнуть вдохновение? Отвар от головной боли?

— И… как?

Агата вцепилась в спинку стула. Даже сесть сил не было. Людвиг стряхнул крошки на пол. Взял еще одну булочку.

— Что именно?

— Вдохновение? Удалось написать что-нибудь стоящее?

— Думаю, да. Мне, правда, нужно, чтобы ты отредактировала текст и…

— Погоди. А как же… другая женщина?

— Да брось, я же тебе все объяснил! Если ты переживаешь, поверил ли я маме, то уверен, она преувеличивает. У тебя — любовник?! Да это просто смешно!

— Почему?

— Что?

— Почему смешно, что у меня — любовник?

Людвиг потер ладонями виски. Он всегда так делал, когда начиналась головная боль.

Агата процедила настой, разбавила молоком до нужной температуры. Положила сахар. Надо же… Руки помнят. Все, как он любит. И чашка его. Синяя. Бросила полотенце в кипяток. Обжигая руки, отжала. Обернула мужу голову.

— Хорошо… Всеблагие, Агата! Ты не представляешь, как я мучился без всего этого!

Несколько минут Людвиг сидел, откинувшись, прижимая горячее полотенце к вискам. Затем с удовольствием отхлебнул чай и повторил:

— Как хорошо! Пойдем наверх… Я соскучился!

— Подожди… здесь, Людвиг.

— Хорошо!

Он остался пить на кухне свой чай, а она побежала наверх. Что-то золотистое мелькнуло под ногами, что-то кричала фрау Берта, ее попытался остановить Ульрих, но она ничего не видела и не слышала вокруг. Она бежала. Вверх по лестнице. К двери справа.

Вдруг стало все ясно и понятно. Как белый снег. Радостно. И… обидно. До чего же обидно! Столько времени потеряно зря. Но она исправит! Сейчас она все исправит…

— Эрик!!!

Ей казалось, она кричит, но из горла вырвался какой-то хриплый свист. Ей казалось, она барабанит кулаками по двери, но руки вдруг стали ватными. Они беззвучно скользили по отполированному дереву…

«Эрик! — мысленно кричала она. — Эрик!!!»

— Гав!

— Гав! Гав! Гав!

Помогли Грон и Эльза. Дверь открылась, и она упала в объятия мужчины.

— Агата! Агата, что с вами?

Вдруг все закончилось. Она снова почувствовала руки и ноги, вернулись голос и… решимость.

Она смотрела на барона до тех пор, пока его личина не исчезла. Обвила руки вокруг шеи. Подставила лицо.

Настоящий мужчина не раздумывает. Настоящий мужчина действует.

Бывший канцлер его величества, артефактор, барон Эрик фон Гиндельберг никогда в своей жизни не был так счастлив.

Они лежали, обнявшись, боясь пошевелиться.

Эрик гладил женщину по спине и морщился. Ее волосы щекотали…

— Апчхи!

— Ха-ха-ха…

— Тсссс! Тихо, любимая…

— Ты простудился! Я заварила чай, но он, наверное, уже остыл. Мы… заснули?

— Не помню…

— А что ты помнишь?

— Счастье… А ты?

— Я тоже… Что это? Ты слышишь?

В дверь гостевой комнаты постучали. Потом еще и еще.

— Агата! Агата, что происходит?

Людвиг фон Лингер барабанил в дверь, то и дело с опаской оглядываясь на двух собак. Псы сидели рядом и буквально буравили его блестящими глазами.

«Слушай, дружище… Ты проиграл. Шел бы ты отсюда, а?» — Грон тяжело вздохнул и лег на пол.

«Какая бестактность! Вы же видите, вам не открывают! Неприлично проявлять такую настойчивость». — Эльза негромко рыкнула.

— Агата! Агата! Ты одна? Открой же! Агата!

— Как ты думаешь, он уйдет? — Барон потянулся за поцелуем.

— Вряд ли… Что будем делать?

— А что бы сделала твоя героиня?

— Сбежала.

— Готова?

— Что?

— Сбежать?

— А… как?

— Одевайся! Только тихо…

Они бесшумно оделись, вздрагивая от стука в дверь и криков. К Людвигу присоединилась фрау Берта, Ульрих пытался что-то