У следователя сильно болела голова — наверное, от голода. Но есть или пить что-либо в этом сумасшедшем доме не хотелось. — Вы сознаетесь в попытке убийства. А это ведет к тому, что я открою против вас уголовное дело. Я обязан буду передать бумаги в суд. И…

— Я на все готова ради моих детей, — воздела ручки к небу фрау Берта. — Всеблагие мне свидетели! А что? Что мне было делать? Эта змея не остановится! Она и дальше будет шантажом вымогать с нас деньги! Я жизни не пожалею на то, чтобы оградить моего бедного Людвига от этой акулы, что впилась в него всеми зубами. Она уничтожает талант моего бедного мальчика!

— То есть вы решили отравить невестку? — прямо спросил Эрик.

Следователь взглянул на бывшего канцлера с неодобрением. Агата — с ужасом, все еще не веря. Фрау Берта — с торжеством:

— Да! Это я подсыпала смертельную отраву в чай этой мерзавке! И в первый раз у меня почти получилось!

— Хочу вас огорчить, фрау Берта, — устало проговорила Агата. — Этим человека отравить невозможно.

Глава 19

Такие дни случаются нечасто. Ярко-синее небо, солнце. Чистый, белый снег. Доктор Фульд одобрил короткую, неутомительную прогулку низерцвейгам и хозяину. Собакам нужно бегать, иначе в лапах появятся боли. Барону нужен свежий воздух, чтобы восстановить нервную систему.

Агата с радостью приняла предложение Эрика, Эльзы и Грона пройтись. Хоть на полчаса сбежать от Лингеров… Она с наслаждением вдыхала свежий морозный воздух, прикрывая рукой слезящиеся глаза.

Такой чистый, белый, сверкающий снег она помнила лишь однажды, на папин день рождения. Был воскресный день, они вот так же гуляли втроем. Отец рассказывал, как по ночам над лесом летает дух старого артефактора, который когда-то спрятал здесь алмазы и с тех пор не может их найти. Без солнца кристаллы не видны, а дух артефактора ищет свои сокровища лишь по ночам. Мама смеялась, говорила, чтобы он не забивал голову уже почти взрослой дочери сказками. А он… Так серьезно с ней спорил! И ни разу, ни разу не улыбнулся! До тех пор пока они с мамой вдвоем, давясь от смеха, уже просто умоляли его сдаться и улыбнуться… Интересно, Эрику в детстве рассказывали эту историю?

Эльза и Грон, не помня себя от счастья, гоняли небольшую стайку маленьких черных птичек, что бесстрашно пикировали над их золотистыми спинами. Добродушный, незлобный лай сливался с возбужденным чириканьем.

— О чем вы задумались? — Эрик задал вопрос, но сам при этом смотрел не на нее, а в синее-синее небо, как будто что-то высматривал.

Агата прекрасно его понимала. Она и сама глаз не могла отвести от этой затягивающей прозрачной лазури. Как будто пьешь из родника и не можешь напиться сладковатой, чистой воды, ледяной до зубовного скрежета. Так и здесь — глаза слезятся, но ты терпишь, потому что не можешь оторваться! Хочется запомнить, сохранить в себе…

— Видите, как искрится снег? Как будто кто-то рассыпал алмазы. Отец рассказывал, что по ночам…

— Дух артефактора ищет свои сокровища, что сверкают на солнце, а ночью не видны.

— Вам тоже рассказывали эту сказку?

— Сказку? Чистая правда!

Как у него это получилось… Естественно, искренне… Как у папы.

— Агата? Что с вами?

— Простите. Просто… Вспомнилось.

Он хотел что-то ответить, но еле удержался на ногах! Грон гнал птиц, не замечая ничего вокруг, даже собственного хозяина. Барон пошатнулся, Агата попыталась отступить, но наткнулась на Эльзу, та взвизгнула, и от неожиданности писательница потеряла равновесие. В результате люди упали, птицы с громким щебетанием унеслись в синее небо, а собаки бегали вокруг и громко лаяли.

— Грон! Эльза! Да что на вас нашло, в самом деле! — Барон попытался встать, одновременно подавая своей спутнице руку, но закончилось все тем, что оба они вновь рухнули в пушистый, уютно поскрипывающий снег.

— Ха-ха-ха-ха-ха… Эльза! Грон! Эрик, вы не ушиблись? Ха-ха-ха-ха-ха! Вы в порядке? С вами… все хорошо?

— Не волнуйтесь за меня. Как сами? Не замерзли? Может быть, вернемся?

— Хорошо. Давайте сделаем совсем небольшой круг. Все-таки собак надо выгулять. А потом я заварю нам согревающий чай.

Она смеялась, подставляя солнцу веснушки, била покрасневшими от снега ладошками по юбке, отряхиваясь, а потом вдруг бросилась догонять собак…

Барон улыбнулся. С одной стороны, он бесконечно восхищался ее искренностью, непосредственностью и жизнелюбием. С другой… Барышня упала. Ну, пусть не совсем в его объятия, но в снег. Любая на ее месте вцепилась бы в его руку, делая вид, что не может встать без посторонней помощи, опустила бы смущенно ресницы. Дала понять, как замерзли ее руки, намекая…

Кто угодно, только не она. Вскочила, рассмеялась. Еще и его отряхивала! Да так ловко, он и возразить не успел! Наверное, он не вызывает у нее интереса как мужчина. Странное чувство. Бывший канцлер — слишком завидная партия, не говоря уже о том, что его внешность никогда не давала повода сомневаться в себе. Положа руку на сердце, он привык к легким победам.

— Гав! Гав! Гав-гав-гав!

— Грон! Ну что, дружище? — Барон присел на корточки и потрепал за ушами валльскую пастушью.

Пес укоризненно посмотрел на хозяина: «Старик, я сделал все, что мог! Но вы оба плохо стараетесь! Мы вас свалили в снег? Свалили. Ну, поцеловаться-то можно было? Между прочим, не так уж это было и просто, как может показаться на первый взгляд. Пернатых уговорить подыграть, рассчитать траекторию… Такая комбинация насмарку!»

— Эльза! Эльзочка… Иди ко мне, красавица!

Эльза прыгала вокруг Агаты, виляя хвостом. На снегу появился узор в форме сердца из собачьих следов, но женщина не обращала на это никакого внимания…

— Эльза! Эльза, лови! — Агата бросила палку.

Валльская пастушья застыла на месте. Как будто чему-то удивляясь. Но секунду спустя собака унеслась, поднимая клубы снега.

— Удивительно. — Писательница и не заметила, как Эрик и Грон подошли к ней.

— Что именно?

— Низерцвейги никогда не бегут за палочкой. Считают ниже своего достоинства.

— Я… обидела