глади.

В ночной тиши было слышно, как в «священном городе» лают собаки, мычат коровы, ржут лошади. Но людских голосов не доносилось. Над шалашами не видно было дымков, нигде не светились огни. Город спал. Путникам оставалось расположиться на ночлег и ждать утра.

Собираясь устроиться поудобней, вернулись к лошадям – взять седла. Гаспар, однако, решил, что посреди кладбища ночевать не годится.

Во-первых, если лошади чего-нибудь испугаются и рванутся, то легко развалят хрупкую постройку, к которой привязаны; во-вторых, земля здесь крепко утрамбована, так что спать на ней чересчур жестко. Гаучо улыбалась ночевка на мягкой, душистой траве, покрывавшей западный склон холма, откуда виден был город. Там росла также высокая дикая смоковница, под ветвями которой можно было с комфортом улечься. Ветви эти склонялись до самой земли и пускали в нее корни: южноамериканская смоковница родственна индийскому баниану; ее широкая и густолиственная сень укрывает не только от ночной росы, но и от вражеского глаза.

Не теряя времени, путники отвязали лошадей и двинулись к скату холма.

Разводить костер было бы неосторожно; пришлось обойтись без ужина. К счастью, на последней стоянке путники успели как следует закусить страусовым мясом и теперь не чувствовали голода. Привязав коней к дереву и подложив под голову седла, расположились на покой.

Но как обойтись без дозорного? В первую очередь вызвался дежурить Гаспар. Юноши улеглись на траве, завернулись в свои пончо и пожелали друг другу спокойной ночи.

Едва мальчики уснули, как Гаспар выскользнул из-под ветвей смоковницы и, крадучись, пошел в глубь кладбища. Ему хотелось еще раз осмотреть свежий помост, от которого он только что отвязал лошадей. Какое-то предчувствие подталкивало гаучо: в помосте чудилась ему разгадка непонятного. Делать к тому же было нечего. Осмотр поможет скоротать время.

Еще привязывая коня к стояку помоста, Гаспар заметил на нем глубокие зарубки. По ним, несомненно, взбирались наверх друзья и родные покойника, приходившие сюда почтить его память и умилостивить дух его жертвами… Гаучо решил воспользоваться этими зарубками, чтобы взобраться на помост и осмотреть его площадку.

Подкравшись к деревянной постройке, он на секунду остановился. То, что он задумал, было не безопасно. Что будет, если его здесь поймает какой-нибудь индеец? Ведь тобасы чтут могилы предков и жестоко карают всякого, кто нарушит покой мертвецов. Поднимаясь на помост, Гаспар рисковал жизнью.

Но не такой он был человек, чтобы свернуть с полпути. Не для того он пришел к помосту, чтобы уйти ни с чем.

И гаучо решительно подошел к стояку и полез по зарубкам вверх.

Полная луна ярко освещала платформу сбоку, и гаучо сразу разглядел человеческое тело, запеленутое с ног до головы в разные ткани. По очертаниям сразу было видно, что человек этот – рослый мужчина, а одежда, оружие и сбруя, разложенные кругом, показывали, что при жизни он занимал в племени тобасов высокое положение. Здесь были и копья, и щиты, и лассо, и бола, и так называемый «потерянный шар». Все это оружие частью лежало вокруг трупа, частью висело на жердях, поддерживающих крышу. Здесь же были размещены части конской сбруи: «рекадо», «каронилла», «херга», удила и шпоры с огромными колесиками – словом, полная гаучосская сбруя, вероятно, в захваченная при набеге на поселение белых.

Перед Гаспаром лежало, несомненно, тело кацика, и притом кацика выдающегося: слишком уж много ему положили разных предметов обихода. Кроме боевого и охотничьего снаряжения, кроме конской сбруи на помосте были разложены части одежды и всяческие украшения: золотые браслеты, ожерелья и пояса из бус, головные повязки с яркими цветными перьями. Всего роскошней была расшитая птичьими перьями «манта», покрывавшая все тело покойника.

Все эти вещи не могли, конечно, удивить Гаспара Мендеса. Подобные могилы он видел у арауканских индейцев, родственных племенам Чако. «Как странен, – подумал гаучо, – обычай, заставляющий выбрасывать прекрасные, ценные вещи на кладбище, где они разрушаются от дождя и ветра. Какая нелепость!»

Гаспар хотел было спуститься, но снова заколебался. Он задержался, нерешительно поглядывая то на стояк с зарубками, то на площадку и покойника. В эту минуту яркая луна освободилась от облачной дымки и осветила не замеченный до сих пор предмет, сразу опознанный гаучо. Он увидел войлочную тирольскую шляпу, а эта шляпа, как он отлично помнил, когда-то принадлежала его хозяину и была подарена им престарелому вождю тобасов. Предчувствие не обмануло! Гаспар открыл лицо мертвеца и увидел – Нарагвану.