и с местными потаскухами.

Бродя по улочкам Гданьска, Юлиана избегала больших компаний, питалась в каких-то скромных забегаловках, где не пьянствовали моряки, а собирались преимущественно степенные купчики. Любые попытки заговорить с ней завершались короткими «да» и «нет». Она жила в своем замкнутом мире и пространстве, и ей было вполне уютно, молчаливость и погруженность в себя давно уже стали привычным способом ее существования. Она не трогала никого, но и не хотела, чтобы трогали ее.

На одной из уютных улочек она услышала тихий вкрадчивый голос: «Не хотите ли полюбоваться моими розами?» Юлиана оглянулась и увидела панну у калитки, за калиткой был сад, там действительно цвели розы. Голос девицы был печален, розы были тоже печальными, но панна не выглядела как проститутка. Юлиана на миг остановилась, не зная, что ответить. Панна приоткрыла калитку, словно приглашая в сад, но при этом выражение ее лица не повеселело; кто знает, какую трагедию она пережила и какую потерю решила компенсировать этим приглашением. «В ваших глазах слишком много печали, – сказала Юлиана, – как и в моих. Две наши печали, соединившись, не принесут нам радости». Панна хотела что-то сказать и открыла было рот, но не сказала ничего, только отпустила калитку, та скрипнула и захлопнулась. А Юлиана двинулась дальше. Она была полна решимости отречься от множества желаний и множества ожиданий, пусть даже и легких для достижения, однако ее внутреннее сопротивление перевесило. Иногда она представляла, как появится перед кем-то избранным в роли женщины, но не могла представить никого конкретного, а кроме того, боялась этого, потому что с тех пор, как сбросит с себя маску юноши, она перестанет заниматься хирургией. Могла ли она ради кого-нибудь пойти на такую жертву? Можно ли было представить кого-то, достойного этого? И сколько времени она могла бы приносить эту жертву без разочарований и сожалений? А та, печальная панна? Кого она потеряла и кому хотела отомстить? Ее решительный шаг навстречу первому попавшемуся юноше был похож на прыжок в воду со скалы – так раз и навсегда обрезают все концы. Или же заканчивают жизнь, или же начинают новую, лишенную старых связей, симпатий, терзаний и недомолвок. Вот только печаль никуда не денется, а будет, словно собачка, идти следом и тихо скулить.

Там, во Львове, у нее есть своя цель, и осуществить ее можно, лишь находясь и дальше в той роли, к которой она привыкла. Хотя есть человек, которому она сможет довериться, если этот человек, конечно, согласится принять ее. Играть и перед ним роль юноши, живя под одной крышей, как она планировала, было бы слишком рискованно.

Корабль корсаров действительно не задержался в Гданьске; уже на второй день после полудня городские власти заинтересовались происхождением товара, который так дешево и с бешеным успехом продавали моряки. Капитан, не мешкая долго, приказал сняться с якоря и поднять паруса. «Сан- Иеронимо» покинул порт без проблем и вышел в открытое море, затем, проплыв около пятнадцати миль, завернул в устье Вислы. Движение по реке, да еще и против течения, шло медленнее, чем в море, зато здесь не бушевали ветры, и Юлиана, устроившись в гамаке на баке, могла свободно читать. На третий день они вошли в Буг, еще через четыре дня – в узкую и причудливую Полтву, а на рассвете пятого дня Юлиана увидела в сизой мгле шпили, купола и башни, знакомые с детства, они буквально вырастали на глазах, а поскольку туман все время находился в движении, все эти здания вели себя как кокетки перед зеркалом, открывая то ту, то эту часть своего тела. Зрелище было таким увлекательным, что она не могла отвести глаз. Отвлек ее только сладковатый запах табака, она оглянулась и увидела капитана, который прихромал к ней, довольно улыбаясь.

– И вы удивлены этой беседкой посреди рая? – Он покачал головой с видом человека, который чувствует себя здесь как дома. – Когда туман рассеется, покажутся роскошные сады, которых вы не увидите ни в одном другом городе этого края. Здесь растут орех и слива величиной с куриное яйцо, их упаковывают в большие бочки и вывозят в Московию. Из здешнего винограда делают превосходные вина, которые трудно отличить от заморских. Кипарисы и розмарин можно увидеть не только в горшках, но и возле домов. Каштаны, дыни, баклажаны, артишоки здесь не редкость. Цветы выращивают круглый год. Весь скот, который гонят с Подолья и Молдавии в Италию, проходит через этот город. Я объехал всю Европу, побывал в самых известных городах мира, но ни в одном не видел столько хлеба, как здесь ежедневно приносят на Рынок, и каждый чужестранец найдет здесь такую же выпечку, как в его родной стране. Здесь огромное количество пива и меда, не только местного, но и привозного. Как и вина, которое поставляют из Молдавии, Венгрии, Греции, Италии. Иногда на Рынке можно увидеть в кучах более тысячи бочек вина! Здесь, как и в Венеции, снуют торговцы из всей Европы и Азии, а больше всего греков, турок, армян, татар, валахов, венгров, немцев и итальянцев. Каждый, на каком бы языке ни говорил, найдет здесь свой язык. Как-то на Рынке я заговорил с торговкой по-испански, а она мне ответила на чистой латыни! Феноменально!

– Так вы здесь много раз бывали? – спросила Юлиана.

– О, нет, – вздохнул капитан, пыхтя трубкой, – не так много, как хотелось бы. К сожалению, мы нигде не можем задерживаться слишком надолго. А после того, как Дюнкерк оказался в руках французов, мы вечные скитальцы.

– Но есть Тортуга, Ямайка… Разве там вы не чувствуете себя хозяевами?

– Только не мы. Моя команда состоит в основном из голландцев и немцев, также итальянцев и испанцев. А там – англичане, французы… Нам с ними трудно найти общий язык. Но надо, надо найти уютное место, чтобы была возможность отдохнуть и восстановить силы. Если бы таким местом стал Львов, я был бы самым счастливым человеком на земле. Хотя Львов – город-хамелеон. Изменчивый и непостоянный, как красивая женщина, которая знает себе цену. Здесь богатые делают вид, что они беднее, чем на самом деле, бедные – что богаче, чем кажутся. Львов манит к себе и одновременно отдаляется, влюбляет и изменяет, продается, не продавшись. Ты думаешь, что он уже твой, а он – как песок сквозь пальцы.