вгрызаясь и позволяя соку течь по подбородку.

– Надеешься сойти за дикого и глупого? – поинтересовался патор. – Даже за глухого? Занятное ты существо. Всегда хватаешь самый жирный кус и жрешь в три горла, а только вся твоя жадность – не более чем маска.

– Не будем о масках, – попросил Кортэ. Бросил пожеванную гроздь, облизнулся и сел прямее. – Вы позволите Аше жить спокойно и даже обеспечите защитой. Полагаю, услуга встанет мне дороговато?

– Сегодня последний день, когда можно извести тварь без больших жертв среди людей, это подтвердил всезнайка Абу, то же самое мы вычитали в книгах самых разных сортов ереси или веры, – патор сложил руки на животе и сплел пальцы. – Не знаю, во что тебе обойдется борьба. Мне безразлично, ты не человек, а я отвечаю за души смертных, пусть с твоей точки зрения подобное разделение условно и даже греховно… Или до заката все решится, или ей не жить. Для каждого есть узда и хлыст, скажу предельно прямо: я использую то и другое, чтобы ты направился, куда мне надобно, и поспешил. Иларио, дикарка, твой приятель Энрике, его жена и сын – я знаю их всех.

– А не злить и воззвать к моей вере – разве не надежнее? – поморщился Кортэ.

– Я хочу, чтобы ты занялся делом с тем же рвением, с каким без приглашения жрал мой виноград, брат Кортэ, – сухо улыбнулся патор. – Цену я назвал. К вере воззовет Иларио. Мне ли не знать, что ты еретик и почитаешь друзей более, чем умозрительные идеи. Ноттэ был ровно таков, ты его ученик.

– Достойный? – ревниво уточнил Кортэ.

– Вполне, – патор позволил себе улыбнуться мягче и свершил знак замкового камня. – Благословляю тебя, брат Кортэ.

Высший служитель поднялся из кресла, кряхтя и растирая спину. Багряные мигом оказались рядом, почтительно подали резной посох с серебряной рукоятью, поддержали под локоть. Кортэ хмыкнул, изучая хватку морщинистой руки, и остался доволен.

– Об оплате, – сказал он в спину патору и тот остановился, нехотя и медленно обернулся. – Не могу не торговаться, таков уж есть. Каюсь.

– Отпускаю грех, – по-прежнему мягко согласился патор.

– Черный Убальдо. Его не причислили к святым?

– Еще одно подтверждение меры ереси в вере твоей, – посетовал патор. – Знаю эту историю. Барон по рождению, разбойник по образу жизни и грешник по убеждениям, замаранный в крови сверх всякой меры. Ты не мог не заметить… такого редкого зверя. Но Башня изучит все обстоятельства и, кто знает, Бог милостив к заблудшим чадам своим.

Патор отвернулся и зашагал несколько быстрее прежнего, Кортэ заподозрил, что неглупый от природы служитель сполна осознал: исключить новый торг позволяет лишь дверь, плотно закрытая за его спиной. Нэрриха мстительно прокашлялся, патор с выражением помянул Мастера и сжал рукоять посоха. Сыну тумана стало занятно: насколько длинный клинок скрывает очередная безобидная на вид палка в руке Факундо, такого мирного по первому впечатлению?

– Вы знаете меня до самого темного дна моей души, – вздохнул Кортэ. – Если плата с вашей стороны не будет внесена, я черт-те откуда вернусь и стребую. Я тоже знаю, что кому дорого и где это искать.

Багряные стражи наконец-то утратили остатки показного безразличия и потянулись щупать рукояти оружия, скалясь псами и всерьез зверея, едва допуская саму возможность происходящего: высшему служителю угрожают, а он – молча терпит! Патор негромко рассмеялся, закивал и продолжил движение.

Сын тумана сорвался с места, в несколько прыжков одолел лестницу, пронесся по коридору и распахнул дверь спальни. Сквозь зубы выдохнул, сползая по стене и ощущая, как из груди вынимают острый нож страха: Аше уже и выплакалась, и успокоилась, и не стала делать с собою ничего худшего, непоправимого.

– Я боялся, что ты тут… – Кортэ махнул рукой и не стал договаривать.

– Умереть просто, но так вину не искупить, – женщина подошла и села рядом, держа спину прямо и поправляя складки платья, наверняка непривычного и неудобного для неё. – Ты не старший сын Вей. Ты не лепесток заката, как сказал мне лжец Апу. Мой лев – потомок двух старших ветров, заката и стужи, так?

– Двух. Заката, – указал рукой Кортэ, отчего-то довольный обращением на «ты», повернулся и отчетливо махнул на север, – и стужи. Именно так.

– Я тебе вещь или жена? – куда тише спросила Аше.

– Жена, – кивнул сын тумана.

– Тогда промолчу в одном и не стану скрывать иное, я решила, – Аше скользнула под руку и прижалась к боку. – Ты хочешь вернуть старшего. Это трудно, но совпадает с моим долгом. Я… – она прижалась плотнее. – Я помогу и… дышать для него стану, но только дышать! Только. Если этого не хватит, я не исполню долг маари и не вернусь домой, но я исполню долг жены.

– Вот что значит вовремя сходить на площадь и постоять в тени памятника Ревнителю, – скороговоркой выдохнул Кортэ, вполне довольный сказанным. – У меня есть верная жена, черт-те что творится в мире!

– Слушай. Это тайна, она важная. Мы, маари, прогневили Бога и прокляты, это вина посвященной, как я. Страшная вина. Очень давно, мы не знаем счета жизней, увядших с той поры, пришел великий вождь и сказал: вы будете моим народом. Я сильный, я не стану учить язык и выпытывать тайны, я