было очевидно. Сейчас чернокнижник был похож на бестелесного бледного призрака.

— Я всё могу, Тор, — покачал головой Локи, солёные капли катились по его щекам, капали на одежду. — Но я не властен над временем. Если бы только я мог вернуться в тот день, я бы не позволил ему лишить тебя семьи. Почему он не забрал меня из колыбели, когда мама не видела?

В избе воцарилось гробовое молчание, у Тора перехватило дыхание, горло сдавило болезненным спазмом. Умом Одинсон понимал, о чём говорил колдун, как бы невероятно это не звучало. Если это правда, то получалось, чернокнижник, на которого Тор охотился, был его младшим братом. Потерянный, казалось, навсегда — брат. Такого поворота Одинсон не ожидал, но, судя по всему, и Локи к этому тоже был совершенно не готов, было видно, как прогибались узкие плечи под тяжестью груза вины, чужой вины, которую он хотел возложить на себя.

— Ты что такое говоришь? — медленно начал охотник, пытаясь обрести силу воли.

— Я истинное зло, — прошелестел в ответ Локи с упрямой уверенностью. — Я положил бы свою жизнь на алтарь и отдал в жертву тому, кто управляет временем, если бы только мог. Если бы…

Тор рванул вперёд, схватил Локи за грудки, встряхнул, заставляя колдуна подчиниться, заглянуть в его глаза. Когда-то он не смог вырвать его из рук Лафея, не смог предотвратить тот ужас, но сейчас, когда потерянный и вновь обретённый брат винил себя в том, чего не делал, Тора, вдруг обуревала злость.

— Никогда, — Одинсон снова встряхнул Локи, тот не сопротивлялся, лишь его голова мотнулась, как у тряпичной куклы. — Не смей этого больше говорить. Никогда, слышишь?!

Охотник грубо припечатал Локи к себе, он схватил его, судорожно сжимая в объятиях. Локи не трепыхался, он обмяк в сильных руках и не подавал признаков жизни, но Тор чувствовал его дыхание у самого уха, сбивчивое, тёплое.

— Прошу тебя, — прошелестел Локи. — Уходи.

— Никогда, Локи. Больше никогда тебя не отпущу.

Локи задрожал и расплакался, как дитя, он не видел безумной улыбки на губах охотника. Что бы Тор ни сказал сейчас, Локи всё равно не поверит, будет ещё время для разговоров, а пока он просто обнимал своего брата, прижимал к себе, испытывая противоречивое чувство, боль чернокнижника вызывала у него глупую улыбку.

«Вот же глупый ребёнок, — думал Одинсон про себя. — Это ты, мой Локи».

Сон сбылся вовсе не так, как ожидалось, но ключевые моменты предсказания оказались очевидными. Тор встретил кровного родственника, и теперь он не сомневался, что его ждало благополучие и семейное счастье.

========== Глава 9 ==========

Локи долго сотрясался от рыданий в объятиях брата, он отказывался понимать, почему Тор не упрекал его, зачем успокаивал. Он не понял, когда нежные руки, сковывающие его в стальном капкане, стали гладить спину и волосы; Лафейсон упустил и тот момент, когда тихое дыхание Одинсона сменилось нежными поцелуями. Целомудренное касание чужих губ не привело чернокнижника в чувства, а лишь навеяло меланхолию.

Локи устал, и сейчас, как никогда прежде, ему хотелось умереть, исчезнуть серебристым облаком, как умели торовы козлы. Всё было плохо до того, но в своих самых смелых мечтах он позволял себе надеяться на то, что однажды Тор примет смелое решение, однажды они могли стать кем-то большим друг для друга, как два бессмертных существа в поисках родственной души, а теперь надежда рассыпалась блестящими осколками. Между сводными братьями всегда будет стоять эта горькая правда, родственные узы только усугубят их отношения.

Одинсон пиявкой прилип к Локи, он молчал, не пытаясь его разговорить, сейчас болтовня не поможет, они разберутся потом, а в данный момент Тор хотел лишь прикасаться к своему похищенному и чудом обретённому брату, снова и снова убеждаясь в его реальности. Охотника вдруг накрыла щемящая нежность, хотелось гладить и целовать Локи, как кота. Одинсон хотел, чтобы сын Лафея понимал, чувствовал, как нужен ему.

Они долго просидели, прижавшись друг к другу, оба опасались отстраниться. Тор боялся, что Локи снова начнёт корить себя, искать вину, которая лежала вовсе не на нём. Сын Лафея, в свою очередь, хотел насладиться этими крохами настоящего тепла, по которому изголодалась его душа и тело. Охотник первый решился нарушить затишье, он осторожно отстранился, заглянул магу в глаза, тот уже не плакал, но выглядел уставшим и обречённым.

— Локи, как ты? — неуверенно поинтересовался Одинсон, он погладил брата по ноге, Лафейсон тяжело сглотнул и поспешно отвёл взгляд.

«Что-то задумал», — понял Тор.

— Всё нормально, — медленно сказал чернокнижник.

Именно это Тор надеялся услышать, но слова и действия мага очевидно разнились.

— Тебе нужно отдохнуть, поспать, — осторожно предложил охотник. — Может, приляжешь?

— Пожалуй, — легко согласился Локи.

Тор лишь на миг обрадовался, но быстро осознал: Локи просто затаился, он точно предпримет попытку сбежать, но Одинсон будет готов. Охотник потянулся, чтобы расстегнуть и снять с Локи одежду, но тот немедленно запротестовал:

— Не надо.