У Ники глаза делались круглыми от страха.
– А почему ты говоришь, что раньше не было чудовищ? – спрашивала она. – Я вот читала одну книгу про дочь короля – там были.
– Что, ее унес трехголовый змей?
– Нет. Она сама была чудовищем. Ее, кажется, прокляли в детстве, и она вроде как бы умерла, но не совсем. По ночам вставала из гроба и убивала людей, пила их кровь. И вот один колдун взялся ее расколдовать. Она и его хотела загрызть, но он успел ее спасти, и она стала обычной девочкой и ничего не помнила. Все это называется – магия.
Датчанин задумался: «Трудно понять, какая именно книга ей попалась – может быть, даже сказки Андерсена. А может, повести Гоголя. Нет, с панночкой, кажется, все кончилось плохо – значит, скорее всего, что-то другое».
– Все это называется – фэнтези, – сказал он. – Это раньше люди придумывали себе страшные сказки, чтобы пощекотать нервы на сон грядущий. Наверное, оттого, что им чересчур спокойно жилось. А может, наоборот, – чтобы отвлечься от тревоги за будущее. Сочиняли, как здесь, про Мамочку и Черного Машиниста. А сказка возьми, да обернись былью.
– Значит, Черный Машинист – это тоже может быть правдой?
Датчанин не знал, что отвечать. Ника иной раз ставила его в тупик со своей бесхитростной логикой. В то же время иногда ему казалось, что она видит самую суть вещей, не отвлекаясь на мелочи. Когда идешь по туннелю в одиночку, любой бомж может сойти за Черного Машиниста, любая нищенка – за Мамочку. Детей пугали этими призраками, как раньше пугали Бабой-ягой, чтобы они не вздумали убегать от взрослых в неизвестные места, где их могла караулить опасность. И не все ли равно, какой лик был у этой опасности – иногда реальность оказывалась страшнее самого жуткого вымысла.
Иногда Ника куда-то исчезала, оставляя его на Мусю. У нее это называлось – делать дела. Когда возвращалась, приносила еду. Датчанин корил себя за долгий отдых – надо было вставать на ноги и расплачиваться за ее гостеприимство.
Он уже иногда выходил из палатки – размяться. Как-то столкнулся с Кармен.
– Надо же, оклемался, – приветствовала она его. – Ну, как разбогатеешь – заходи.
– Посмотрим, – буркнул он.
– Те чё, обиделся, что ли? Ну прости, ты ж понимаешь – ничего личного. Работа не ждет.
– Ну, иди, работай, – кивнул он. – Перевыполняй норму.
Вскоре он почти совсем пришел в себя. Но одновременно начало возвращаться то противное сосущее ощущение пустоты, когда казалось, что чего-то не хватает. Датчанин знал это ощущение и боялся его. Он-то думал, что с прежней зависимостью покончено навсегда. Но теперь оказывалось, что нет.
И один раз он не выдержал. Нашел знакомого поставщика и в долг попросил у него дозу. На душе сразу полегчало, внутри стало тепло. «В сущности, все складывается неплохо, – думал он. – Не сегодня – завтра пойду наверх, потом рассчитаюсь с девочкой. А дальше… а дальше посмотрим».
Но когда Ника увидела его таким – благодушным, с расширенными зрачками, – она в отчаянии разрыдалась. Она таких повидала немало и знала, чем рано или поздно кончают те, кто подсел на «веселые» грибочки.
– Что ты сделал? Как ты мог? – кричала она. – Травница сказала, что если ты месяц выдержишь без грибов, то больше их не захочешь! Тебе надо было продержаться совсем немного!
Честно говоря, для Ники месяц был очень относительным временным понятием. Она пыталась считать дни, рисуя палочки угольком на листочках, но листочки то и дело терялись, и она сама точно не знала, сколько прошло времени с тех пор, как она первый раз дала сталкеру настой Оксы. Знала только, что месяц – это очень долго.
Датчанин сперва изумленно уставился на нее – рассердился, что девчонка решила учить его жить. Но потом принялся ее утешать:
– Да ладно, не бери в голову. Мне иногда это нужно, чтобы расслабиться. Ничего со мной не будет.
– Как – ничего? Да ведь ты уже от этого чуть не умер.
– Может, лучше бы умер, – мрачно буркнул он. – Все равно не живу, а мучаюсь. И тебя мучаю.
– А ты не мучай меня, – голос ее дрогнул.
– Пойми, я не знаю, зачем жить. Хочется что-то сделать – но что? Отправиться, что ли, других выживших искать. Ведь есть и другие города – не верю я, что там все мертвы, а жизнь есть только в столице.
– Какие города? – спросила Ника.
– А вас в школе географии не учили?
– У меня пятерка была, – обиделась она. – Я все знаю. Вот, слушай: на Динамо и Соколе живут свиноводы, на кольцевой – торговцы…
– Не обижайся, но у вас была какая-то другая география. А что, по-твоему, за границами города, который наверху?
Она задумалась, а потом уверенно сказала:
– Лес.
– А за лесом?
– Ничего. Развалины и мертвые.