посмотрела на руку. Она с такой силой сжимала кулак, что ногти до крови впились в ладонь. Звук повторился, похоже на голос. Нора отворила дверь спальни.
– Морис!
Он сидел возле окна в кресле-качалке, к ней лицом.
– Морис, – прошептала она.
На нем была спортивная куртка в зеленую и голубую крапинку, которую они купили в “Фунджес”, в Гори, серые брюки, серая рубашка и серый галстук. Он коротко улыбнулся, когда она попятилась и захлопнула дверь спиной. Он выглядел как до болезни.
– Морис, ты можешь говорить? Можешь что-нибудь сказать?
Он застенчиво, на свой обычный манер, улыбнулся ей краем рта.
– Грустная музыка, – прошептал он.
– Да, музыка грустная, – сказала Нора. – Но не всегда.
– Сестра Томас, – произнес он. Голос его прозвучал еще слабее.
– Да, она каждый день за нас молится. Она нашла меня на берегу в Балливалу.
Он кивнул:
– Я почувствовал, что ты там, но ненадолго. Это был единственный раз.
– Я знаю.
Его голос был мягче, чем когда-либо на ее памяти.
– У тебя изменился голос, – сказала она и улыбнулась.
Он посмотрел печально, словно показывая, что не находится с подходящим ответом.
– Морис, ты можешь побыть еще?
Он шевельнулся и словно размылся, понурое лицо будто смазалось, куртка поблекла.
– Ты… – начала Нора. – Я имею в виду… там что-нибудь есть?..
Он повел плечами и снова улыбнулся уголком рта.
– Нет, – прошептал он. – Нет.
– С нами все будет в порядке? Я так беспокоюсь.
Он не ответил.
– У Фионы все будет хорошо?
– Да.
– А у Айны, у нее тоже все будет нормально?
Он кивнул.
– А у Донала?
– И у Донала.
– А у Конора?
Он опустил голову, словно не услышал.
– Морис, с Конором все будет хорошо?
Его глаза будто наполнились слезами.
– Морис, ответь. Все ли будет хорошо с Конором?
– Не спрашивай, – прошептал он хрипло, дрогнувшим голосом. – Не спрашивай.
Она шагнула к нему, и он выставил руки, не позволяя приближаться.
– Ты знаешь…
– Да, да, – ответил он.
– Я только, когда ты заболел, поняла…
– Да, да.
– А ты когда-нибудь горевал…
– Горевал? – переспросил он уже громче.
– О нас.
– Нет, нет.
Он снова улыбнулся, а затем его лицо сделалось озадаченным.
– Что, Морис?