— Ах, «Варяг»?! — воскликнул я. Гномы опять в меня впивались, и я уже не знал, на кого больше зол, на них, на Грыжеедова или на самого себя за то что вступил в этот никому не нужный разговор. — «Пощады никто не желает», так ведь?
— А что — нет?
— Если вы про песню (на слова, кстати, австрияка Грейнца, переведенные некоей госпожой Студенской), — то в ней все обстоит именно так; а вот ежели хотите знать истину…
— Уж поведайте ему, — усмехнулся Семипалатников.
— Извольте. Ведомо ли вам, господин Грыжеедов, что вся команда сего броненосного крейсера, мощнейшего, кстати, отплыла от него, тонущего, на шлюпках и преспокойно перебралась на корабль британских наблюдателей, при этом семь восьмых команды не имели никаких ранений и вполне могли, не затопляя корабль, продолжать бой? За что командира «Варяга», капитана первого ранга Руднева государь самолично понизил в чине, а никто из флотских офицеров после того боя при Чульпо не подавал ему руки. Ведомо ли все это вам, или вы — исключительно только по песне?
«Боже, зачем, зачем?!..» Уже чувствовал, сколь неуместна моя пламенная речь. В эту минуту я, должно быть, походил на резонера из дурной пиесы.
— Странно-с, весьма странно-с, — произнес Грыжеедов и надул губы.
К счастью Финикуиди, кажется, судя по его виду, отчасти разделявший мои мысли, поспешил на выручку:
— Однако же, господа, — произнес он, — мы за этими разговорами забыли про наше пети-жё.
— Да, пети-жё, пети-жё! — захлопала в ладоши Евгеньева. — Как раз наступило время. Кстати, я вчера за своими воспоминаниями было не внимательна, совершенно не помню, кому выпал фант.
Профессор отозвался:
— Увы, сударыня, мне.
— Вот и прекрасно. Но только давайте, господа, сперва будем тянуть фанты для завтрашнего пети-жё, а то я могу и забыть, я что-то в последнее время стала такая рассеянная!
На сей раз жребий выпал генералу Белозерцеву. Старик был несколько сконфужен и проговорил с таким видом, будто ему предстоит вступать в смертельную баталию:
— Ну что ж. Все в руцах Божиих… — и с ходу погрузился в какие-то далекие воспоминания.
— А теперь давайте, профессор, — обратилась Евгеньева к Финикуиди.
Он заговорил:
— Я, конечно, не сумею рассказать с таким, как вы давеча, изяществом (он очень умело скрывал свою иронию), да и слов таких, как в вашем лексиконе, не найду для описания всех интимных подробностей своей l'amour, однако надеюсь все-таки вас всех тут немного позабавить.
Раздались аплодисменты.
— Просим, просим!
— К барьеру, профессор!
— Да начинайте же!
— Историю, подобную этой, — начал профессор, — я позже обнаружил среди сказок Шахеризады; однако прошу поверить, все это произошло именно со мной и именно таким образом, как я сейчас расскажу. Тут, однако, не обойтись без небольшой предыстории; постараюсь вас ее не утомить.
Родился я в Крыму, в Балаклаве. Отец мой, бедный рыбак-грек, происходил из фанариотов, то есть из последних подлинных эллинов[52], предки его чудом спаслись от турецкой резни, и в своем происхождении он находил предмет для немалой гордости, ощущая себя едва ли не прямым потомком Пифагора и Аристотеля. Отсюда, видимо, и имя мое, ибо зовусь я Аристотелем Пифагоровичем; Аркадий Петрович — это, так сказать, псевдоним, дабы студенты не насмешничали… Простите, я несколько отвлекся…
Короче говоря, по отцовскому настоянию, я, единственный из своих сверстников, рыбацких детей, окончил классическую гимназию, ибо дело было еще при прародителе нынешнего государя, то есть до закона «о кухаркиных детях»[53]. А далее мой батюшка нацелился на то, что сын его всенепременно должен поступить в университет, причем не больше не меньше как в Санкт-Петербурге, и купив мне новые сапоги и картуз, а также вручив мне на первую пору пять рублей серебром, отправил меня в столицу.
Разумеется, вступительные испытания я с треском провалил: балаклавская гимназия, увы, не готовила ни Платонов, ни Невтонов. К тому же мой говор, о, этот мой бесподобный южно-русско-хохлацко-греческий говор, он заставлял моих экзаменаторов лишь стыдливо прятать усмешки.
Батюшке я, понятное дело, тотчас отписал, что успешно выдержал испытания, сам же нанялся за целковый в неделю к владельцу рыбной лавки в
