— Какой еще Даймон? — пренебрежительно протянула Пэнтекуин, на что Рен, дернув подбородком, ответила:

— А, по-твоему, за границами твоей империи жизнь и вселенная заканчиваются? Я родилась под другим солнцем, садэ — не Земли, не Лоно Хара или еще каких покоренных вами миров.

Когда ты и твоя игрушка, наивно считающая себя твоим мужем, навязали Гарри бой у вашей магической школы, в его планы не входила схватка насмерть. Он просто открыл Врата и пожелал отступить. Но оружие Создателя, наследником которого стал мой господин, отправило его гораздо, гораздо дальше… Оно по-своему истолковало его желание оказаться подальше от вас, и проложило путь сквозь половину мироздания в мой родной мир, отстоящий от Земли и особенно — от вашего жалкого Лоно Хара на бесчисленное расстояние и десятки тысяч лет истории. И несоизмеримо выше его духом.

Вообще-то не в привычках Когтей вообще и Рен в частности, было заводить долгие разговоры с противником и уж тем более — с презренными подобными. Но, во-первых, девушка ни на миг не забывала о приказе Поттера «тянуть время», а во-вторых ее, распаленную жаром смертельной схватки и глубоко оскорбленную предложением сдаться и сменить сторону, неудержимо тянуло высказать зарвавшейся садэ все, что она о ней думает.

И одно другому совершенно не мешало.

— Все ваши наречия неверно предают суть названия моей родины. «Даймон» просто слышится созвучным с вашим словом «демон», — презрительно произнесла Шиан-Эр. — На си-хаэ — основном языке моего мира, оно звучит как «Д`аэй-мон» и переводится, как «Земля Испытаний». Эта самая земля, садэ, на метр вниз состоит не из птичьего дерьма, которым явно набита твоя голова, а из крови моих предков, которые всегда предпочитали смерть бесчестью и считали, что умереть ради высокой цели — достойный поступок.

В торжественных словах Рен отчетливо начал сквозить отголосок чего-то сверхъестественного, страшного, как будто за спиной раненой блондинки и впрямь поднимались из небытия воины ее прошлого, погибшие, но не сдавшиеся врагу.

— И там, среди руин нашего мира, выжженного последней войной, Гарри Поттер нашел меня. Он вернул мне жизнь, оружие, принял мою клятву и взял под свою длань. Стал моим господином, дав мне цель, смысл жизни и кое-что… гораздо… большее…

И теперь ты — ты, двуличная, чванливая, распутная, противоестественная смесь человека и разнообразных тварей… Нечисть, по какому-то недоразумению оказавшаяся на троне — предлагаешь мне… сдаться? Мне — склониться перед тобой?! Мне, последнему Стражу Даймона — предать моего господина?!!

От смеха и иронии в Рен за время ее монолога не осталось и следа — сейчас она просто светилась чистой и незамутненной яростью.

— Ограниченная, бесполезная фанатичка, — в ответ процедила свой вердикт тоже не на шутку разозлившаяся Валькери. В топазовых глазах ее противницы пылало натуральное желто-оранжевое пламя, и ее напрягшаяся фигура источала такой гнев и такую силу, что у Пэнтекуин кровь бросилась в лицо, по коже головы прошли мурашки, и ей инстинктивно захотелось пригнуться, оскалиться и зарычать. — Сколько таких, как ты, мы раздавили, подобно насекомым, что были готовы скорее гордо сдохнуть под сапогом, но только не отползти прочь. Оскорбилась? Хочешь убить меня? Валяй, но это не я, к слову, еле стою на ногах с одной рукой и без оружия!

— Хооо… Так это все, что ты видишь? — протянула Рен. — Право, не стоит, вести себя так, как будто ты уже победила… И да, скорей всего, тебе придется вернуть обратно свой мерзостный истинный облик. Дело в том, садэ, что я просто… не умею сдаваться!

И Шиан-Эр, словно подброшенная могучей пружиной, взлетела метра на четыре вверх и на несколько долгих секунд зависла в воздухе, окутавшись бледно-голубым сиянием и десятком различного диаметра лазурных окружностей, состоящих из даймонских письмен.

Трансформация, начавшаяся еще в полете, завершилась на земле, на которую Рен приземлилась мягко и беззвучно, как кошка. Ее тело по сравнению с жуткой метаморфозой Валькери изменилось лишь незначительно — слегка увеличились рост и мышечная масса, растянув явно учитывающие это одежды и раздвинув фрагменты брони, на здоровой руке ногти закрыли сплошным роговым слоем концы удлинившихся пальцев, образовав недлинные, но острые и прочные когти, сделав кисть почти неотличимой от приращенной в Иссане руки Эдварда Норта.

Глаза ее чуть расшились, уши изменили наклон и стали похожи на вытянутый, усеченный треугольник, а зубы, мелькнувшие в полуоткрытом рту, однозначно не принадлежали травоядному существу. От висков, нижних век, от ушей по скулам, разбежались многочисленные, похожие на трещины в коже, ломаные линии, светящиеся яркой лазурью. Такие же линии проступили на лбу у границы волос, подбородке и шее. Но сильнее всего изменились ноги, с похрустыванием суставов завершившие изменение позже всего остального. Они превратились в удлиненные, мощные, с выступающими мышцами конечности, ставшие как у пальцеходящих существ наподобие кошек и собак — с удлиненной стопой и укороченной голенью, опирающиеся на сильные, когтистые пальцы ног и широкие плюсны.

Внимательно изучавшая ее Валькери издала демонстративное фырканье, преувеличенно-удивленно наклонила голову и, уперев руки в бока, с издевкой произнесла:

— Ну надо же… И ты еще смела с таким презрением отзываться обо мне и аниморфах вообще? А на деле — сама такая же! Что, когда серьезно прижмет, можно и столь лелеемые принципы отбросить за ненадобностью?

— Оставь свои упреки при себе, садэ, — глянула на нее в ответ Рен слегка исподлобья. Из-за заострившейся линии зубов улыбка у нее вышла весьма… внушающей. — Я была, есть и остаюсь исключительно человеком, и во мне нет ни мельчайшей частицы зверя или какого иного создания.

— Да неужели? — и Вал приложила ладонь ко рту в слегка театральном жесте, — Тогда что же означают эти твои ножки, зубки и все прочее?