Дальше поднимались кручи, лишь местами испачканные зелёными оазисами глубоких террас, а в целом — выкрашенные в белое.

В горах напротив того места, где вышли путники, вздымалась глубокая покатая седловина. В других местах кальдеру окружили непроходимые хребты. Укромный, спрятанный в Саянах мирок. Скалами защищённый от случайных посетителей. Дикий и первозданный.

Но путников сейчас интересовали совсем не красота открывшейся долины, не удивительные контрастность и разнообразие её внутренних колец, не диковинный белый окрас отрогов. Их внимание было сосредоточено на окраине второго кольца, на вершине одного из холмов. Оттуда поднималась серая струйка дыма. Она была почти прозрачной, взгляд то и дело терял её, приходилось напрягать зрение, чтобы разглядеть её вновь. Поначалу Артём даже сомневался, видит ли эту струйку на самом деле или только обманывается из-за слепящего солнца. Но вскоре не осталось никаких сомнений. Это был дым от костра.

— Дедушка… — взволнованно прошептал юноша.

— Нашёл, о чём думать.

— А что? Мысли — они галдят себе, и пусть, кушать не просят.

— Ну да… Им только дай волю — всего тебя сожрут без остатка.

— Дослушай!

— Ну.

— Так вот. Пьяницу ругать много ума не нужно. Лежит в грязи, кряхтит, тут всё понятно. А с другим сложнее. И мужик хороший. И дело у него идёт. Дом стоит, машина есть. Детей, жену почти не бьёт. А пьёт, бывает. Ну, квасит себе. Приползёт домой, проспится — и опять нормальный. С чего бы такого мужика ругать? У нас, считай, таких берут за лучших.

— Будешь совсем трезвый — жена тебя первая не поймёт.

— Ну да! Ей ведь тоже хочется власть показать: поругать тебя, а потом простить.

— Есть такое.

— Ну да я не об этом. Суть вот в чём. Жить вечно не будешь, всех денег не заработаешь. Значит, дело не в богатстве. Зачем вкалывать, суетиться с утра до ночи, если разница в итоге будет не такая уж большая? Ну, надстроишь третий этаж, ну, купишь пятую машину. И ради этого убиваться? Нет. Раз уж нет ни старта, ни финиша, так и гнаться некуда. Был бы там какой финиш, где все очки подсчитывают и потом счастье на вес выдают, так я бы первый побежал, последние силы отдал.

— Как в картах. Последней хвалью набрал штуку — и сразу счастье.

— Ну да! Вот. Ну а если явной цели нет, значит, нужно брать удовольствие от процесса. Сделал себе комфортно, чтобы покушать, поспать, а там — не торопись. Расслабься, побалагурь.

— Ну и?

— Что?

— Чего спорим-то? Я не против.

— В том-то и суть: я так не могу! Думать-то думаю и соглашаюсь с собой, а не могу. Человек так не должен. Я ведь не животное. Вот кабарга. Ходит себе по лесу, траву щиплет, под солнцем греет спину. У неё счастье — под ногами, сейчас, в эту секунду. А человеку нужен результат. Нужно к чему-то стремиться. Понимаешь? У всего есть своя конкретная, вполне понятная цель, а тут вдруг — иди, наслаждайся процессом.

— Ладно, Слав, надоел уже. — Юра от досады ковырнул землю ботинком. Культёй мизинца стал тереть уголки глаз, иногда останавливаясь и внимательно осматривая культю, будто мог увидеть на ней что-то неожиданное. — Я думал, что-то путное скажешь, а ты опять…

— Да я же так, размышляю.

— Размышлять не всегда полезно. Если мысли кривые, так лучше семечки щёлкать — спокойнее будет. И тебе, и другим.