— Ничего я не фантазировал…

— А те три всадника — простые охотники. Уж чего-чего, а охотников тут можно повстречать где угодно.

Артём хотел ответить, но не смог. Понял, что не сдержит слёз обиды. Только крепче сжал челюсти, взглянул на маму, ожидая от неё хоть какой-то помощи. Марина Викторовна молчала. Слова сына поначалу взволновали её, но теперь она была согласна с мужем.

Артём выслал лошадь шенкелями[10].

— Ни на шаг от Кузьмича! — громко повторил папа.

— Строго ты с ним, — вздохнула Марина Викторовна.

— Ничего. Дурь только так и можно выбить. Тут и без него хватает проблем.

Артём в самом деле поскакал к егерю, но не для того, чтобы выполнить поручение отца, а чтобы рассказать ему всю правду о Джамбуле. Юноша чувствовал, что один не справится, что в этом деле ему понадобится помощь, а кроме Фёдора Кузьмича, обратиться было не к кому.

Старик Нагибин, в отличие от Сергея Николаевича, словами Артёма заинтересовался. Внимательно выслушал все подробности, лишь иногда перебивал короткими вопросами. Артём почувствовал, что егерь ему верит, и немного успокоился.

— Жаль, что ты в Кырене молчал. Надо было сразу идти ко мне. Там с этим Джамбулом было бы проще сладить. Понимаешь, о чём я?

Артём кивнул.

— Ну, ничего. Пока молчи. Я скажу своим. Будем вчетвером следить. А там посмотрим. Ведь он тебе сразу показался подозрительным, этот монгол?

— Да.

— Молодец, парень. Не зря дедушка так тебя нахваливал. Ты хоть и городской, а хватка у тебя таёжная, уж поверь.

Фёдор Кузьмич подъехал совсем близко к Артёму — так, что их лошади чуть не соприкоснулись стременами. Посмотрел юноше в глаза и тихо спросил:

— А больше ничего мне не расскажешь?

Артём растерялся. Этот настойчивый, сухой взгляд и пугал, и очаровывал одновременно. Хотелось, не таясь, поведать егерю и про дневники деда, и про золото Дёмина, и про приметы, по которым ещё предстоит искать путь. Артём понимал, что так будет лучше всего. Егерю следовало всё знать, не было никакого смысла таить от него настоящие цели экспедиции. На него можно было положиться. Дедушка не дружил со случайными людьми. И всё же Артём сдержался. Понимал, что так предаст папу. Тот, конечно, сам предал его своим недоверием и грубым ответом, но достаточно было и того, что Артём рассказал Фёдору Кузьмичу о монголе.

— Нет, больше ничего, — юноша отвёл взгляд.

— Ладно. Но если что всплывёт, говори, — егерь чуть усмехнулся.

Артёму вспомнились дедушкины слова: «Никогда не ругай других людей. Тем более своих родителей. То, что отец не пустил тебя в поход, ещё не значит, что он плохой. Просто он упустил что-то из виду, не прочувствовал. И вообще, плохое — это всегда отсутствие хорошего. Понимаешь? Это как с темнотой, которой на самом деле не существует. Есть только свет. А когда он заканчивается, приходит тьма. Так и со всем остальным. Нет жестокости, есть недостаток человечности. Нет лени, есть недостаток мотивации. Смотри на всё, думая о хорошем, не придавай плохому самостоятельности, чтобы не усиливать его. Не борись с плохим, а сражайся за хорошее!»

«Наверное, дедушка прав. Папа не такой уж плохой. Просто он что-то упускает из виду, — думал Артём. — Если б не он, я бы вообще сейчас сидел с бабушкой в Чите. Вот уж была бы радость».

Фёдор Кузьмич видел, что Артём едет задумчивый, молчаливый. Решил приободрить его — заговорщицки улыбнулся и спросил:

— Открыть тебе секрет?

— Какой? — прошептал Артём.

— Монголы ведь давно водятся с лошадьми, — Фёдор Кузьмич похлопал своего коня по холке. — Сблизились с ними. На свой манер. И давно придумали, как быстро, за час или даже полчаса, укротить самого ретивого жеребца. Понимаешь, о чём я?

— Да.

— Способ хороший, простой. Только они не любят о нём говорить. Держат в тайне.

— А вы его знаете?

— Знаю. Если хочешь, расскажу.

Артём улыбнулся. Огляделся, будто их кто-то мог подслушать, и, не заметив никого поблизости, кивнул.

— Всё просто, — Фёдор Кузьмич опять подъехал к Артёму вплотную. Говорил медленно, вкрадчиво. И пристально смотрел сухим взглядом, будто выверяя, всё ли Артём понимает: — Из брёвен складывают загон. Совсем небольшой, в таком не развернёшься. Сами собираются вокруг загона, а внутрь заводят жеребца. С ним идёт только самый опытный объездчик. Жеребец молодой, пугливый, в руки даваться не хочет, к себе не подпускает. Неверно подойдёшь, так он тебя лягнёт. Объездчик встаёт в центр. Берёт нагайку, пустую, без шлепка. И хлещет по воздуху. Вот так. — Егерь изобразил удары