помирать!

— Ого… — отозвался Юра.

Никто не ожидал такой вспышки от профессора. После его слов всем стало не по себе. Говорить больше не хотелось.

Молчание затягивалось. Потом, не сговариваясь, все начали дёргать прутья клетки. Поначалу — вразнобой. Потом — стараясь поймать амплитуду. Слышали, как чуть поскрипывают брёвна.

— У тебя же был нож! — вспомнил Сергей Николаевич.

— И что? — удивился Артём, ощупав ножны на поясе. — Пилить им цепи? Или рубить брёвна?

— Зараза, — выдавил папа.

— Сейчас бы пригодилось всё, что мы взяли для обмена с охотниками, — усмехнулся Слава.

— Ты о чём? — не понял Юра.

— Ну, там, верёвки, удочки, сгущёнка… Всё лежит в схроне. Говорят, с дикарями это работает.

— Что? Обменять удочки на нашу свободу?

— Почему бы и нет.

— Ну да, конечно. Им только удочек не хватает…

— Смотрите! — шёпотом вскрикнул Артём.

На берегу показались огни факелов. Они стройным рядом выходили из перелеска, тянулись к дощатому мосту. Факелов было семь, но людей шло явно больше — их тёмные силуэты двигались медленно, беззвучно.

— Урухи, — прошептал Тюрин.

Артём вспомнил, как днём их окружили на открытой поляне. Беглецы сделали привал, устав от долгого перехода, так и не отыскав костёр, дым которого рассмотрели со скалы. Сидели на земле, тихо переговаривались, удивлялись красоте и затаённости долины, куда их привела карта Дёмина, гадали, жив ли Виктор Каюмович и что он делал тут целый год. А потом увидели, как из леса дугой вышли они, урухи. В доспехах из оленьих шкур, с луками и копьями. Беглецы были до того поражены происходящим, что совсем не сопротивлялись. Возможно, это спасло им жизни. Артёму связывали руки, а он, онемев, смотрел на одного из урухов, обвешанного черепами животных, украшенного нефритовыми и золотыми пластинками, с высокой вздыбленной причёской, которую удерживали массивные заколки из оленьего рога. В руках у него был посох со странными не то стеклянными, не то хрустальными вставками — в них томилось что-то жидкое, чёрное. Больше ничего рассмотреть не удалось. Беглецам завязали глаза. Следующее, что они увидели, был берег болота и стоящая в нём клетка.

— Что происходит? — Марина Викторовна вцепилась в руку Тюрина. Увидела, что факелы перешли на мост и теперь продвигаются к пленникам.

— Начинается? — с дрожью спросил Сергей Николаевич.

— Не знаю, — признался профессор.

— Ну уж нет, — процедил Юра. — Так просто я не дамся. Сопротивляемся! Слышите? Все вместе.

— Бесполезно, — отозвался Слава.

— Заткнись!

— Они убили отца.

— Кто тебе сказал?

— Если б не убили, он бы сейчас был тут. Или пришёл бы нас спасти.

— Ну да, жди…

Урухи приблизились. Разошлись по мосткам. Беглецы, окружённые, столпились в центре клетки. Толкались, проваливались в проёмы между брёвен на дне. Нагибины локтями отпихивали Переваловых. И только Тюрин бесстрашно смотрел на урухов. Даже приблизился к одному из них, надеясь разглядеть его одежду.

Артём заметил, что все семь факелов держат дети. Кажется, это были девочки. Совсем маленькие, лет шести. Как и взрослые, они были укутаны в одежду из оленьей кожи. Раскрашенные жёлтой краской лица. Гладкие, будто вымазанные в глине волосы.

На берегу остался лишь один человек — женщина. Вся обмотанная верёвками по голому телу, с широким стоячим воротом, больше похожим на ошейник, от которого опускались два тканых лоскута — они прикрывали грудь. На её тяжёлой, неестественно большой голове возвышался плотный гребень из тёмно-жёлтых волос. На ногах — обувь с высоким голенищем, будто и не обувь вовсе, а сплетённые из коры прямоугольные коробы.

На мгновение Артёму показалось, что верёвки на женщине шевелятся. Он замер, всматриваясь в это странное одеяние, но тут женщина подняла руку — и дети окунули факелы в воду. Зашипев, факелы погасли.

В тяжёлом зловонном мраке воцарилась тишина. Ни звука. Клетка и урухи пропали. Осталось только сопение стоящих близко друг к другу пленников. Только темень.

Лязгнула цепь. Щёлкнул замок. Юноша понял, что урухи открыли дверь и заходят внутрь. В страхе отшатнулся. Наступил кому-то на ногу. Едва не