которые покрывали берёстой и лосиной кожей. Носили серебряные серьги, ожерелья из бисера. В пищу употребляли оленье мясо и совсем не ловили рыбу. Ели хлеб из сараны, пили травяной чай с жиром и солью. Ничего исключительного. То же можно сказать почти про всех карагасов. Единственной их особенностью было наличие своей письменности. Впрочем, в китайском источнике о ней упоминалось мало. Там приводилась лишь одна урухская запись — легенда о том, как медведь перевоплотился в человека.

Урух-Далх считались хранителями Книги судеб. Той самой, о которой так много написано в тюрко-монгольском эпосе. По легенде, они получили её от одной из увядающих ветвей тувинцев-тоджинцев. А те, в свою очередь, нашли Книгу «на самой глубине Небесного дна».

— Понимаешь, о чём это? Сибирские народы считали, что наше небо — это опрокинутая богами чаша. Она покрывает нас, словно купол. Любопытно, да? То есть «на самой глубине Небесного дна» может означать только одно — высоко в горах.

Я ведь тогда благодаря этой записи и заинтересовался урухами. И в Монголии, и в Туве, и в Китае Книга судеб всегда определялась как магический свиток, в котором можно прочитать о своём будущем. Герои эпосов хранили её в голове, в голени, в печени, даже в пятке, а когда требовалось — доставали, читали предсказания и пользовались ими. А тут — совсем другая картина.

Оживившись, Тюрин вдруг приблизился к Юре. Вцепился в его руку. Юра хотел оттолкнуть профессора, но, помедлив, смирился. Внимательно слушал дальше.

— Чёрные медведи называли себя хранителями Книги судеб. Но говорили, что в ней рассказывается о далёком прошлом, которое может повлиять на ещё более далёкое будущее. Чувствуешь разницу? Интересно, правда? И книга эта была записана на выделанных медвежьих шкурах. Это была большая книга. Такую в голень или в печёнку не запихнёшь. Она состояла из множества отдельных глав. Каждая глава — огромный том. Томов было так много, что для их хранения построили целый посёлок. Своеобразная библиотека, спрятанная где-то в горах. Любопытно, да?

Тюрин отпустил Юру. Задумавшись о чём-то, замолчал. Вернулся в свой угол, продолжил совсем тихо. Юре приходилось напрягать слух, чтобы разобрать его слова:

— Они охраняли книгу от чужих людей. Когда в Саянах появились первые завоеватели, когда стало ясно, что Тофалария падёт, они ушли в горы. Оставили свои посёлки. Китайцы видели их пустые дома, брошенную утварь. Урухи даже не взяли с собой скот. Их искали, но не нашли. Решили, что они все до одного погибли в Саянах. Чушь! — неожиданно крикнул профессор. — Как же! Никто лучше урухов не знал эти горы, а тут вдруг взяли и погибли. Нет, китайцы просто поленились искать этих странных людей, которые долго шли по перевалам и долинам, оставляли за собой следы, а потом вдруг исчезли. А может, побоялись… Я всегда верил, что урухи спрятались у подножия святой горы Ыдык-Таг, отдались на волю её хранителю Даг-Ээзы. Встали последним рубежом, охраняя Книгу судеб. И с тех пор не покидали своё село-хранилище.

Ходила легенда, что они ушли по берегу священной реки Косторма и укрылись в Белогорье. Про Косторму ничего интересного я не нашёл. А вот Белогорье было названием странным. Только я, дурак, неправильно его понял.

Тюрин опять захихикал. От неожиданной слабости весь обмяк, чуть с головой не ушёл в болото. Сергей Николаевич едва успел поддержать его. Профессор кивком поблагодарил друга и тихо, утомлённо, без улыбки продолжил:

— Как я понимаю, китайцы всё это записали со слов шамана из рода Чептей. Эта кость была самой близкой к роду Урух-Далх. Когда-то они были братьями. Чептей и Урух-Далх — младшие роды карагасов, предки которых переселились из Монголии. В отличие от тех же Чогду, которые своё рождение вели от мест у реки Обуге — на костях их прадедов русские построили Удинский форпост.

А я искал их. Провёл две экспедиции, уверенный, что не могло такое сильное и богатое племя пропасть без следа. Говорил всем, что, если у них была письменность, они могли оставить хоть петроглифы на скалах, хоть что-то. Мне поверили. Первая экспедиция поднялась в Саяны с тувинской стороны. Вторая — с монгольской. Мы искали Белогорье, искали Небесное дно. Я думал, что это — вершины, круглый год спрятанные под снегом. А оно вон как, — Тюрин махнул рукой. — Белые не от снега, а оттого, что густо покрыты лишайником… Урух-Далх — дети гор из рода Чёрных медведей… — Тюрин в отчаянии, чуть ли не плача, произнёс их название, а потом жалобно протянул:

Последние слова Тюрин договорил посмеиваясь. Слава посмотрел на брата и покрутил пальцем у виска, показывая, что профессор тронулся умом. Юра не обратил на него внимания.

В опустившихся сумерках пленники почти не видели друг друга. И только молча слушали сбивчивую речь Тюрина. Пробубнив что-то о хозяине гор и водке, которой в последние века увлеклись карагасы, он вдруг опять повеселел: