— Пусть всё будет как раньше. Как в старые добрые времена, — оскалился Юра. — Сейчас глупо что-то утаивать. Поделитесь тем, что вам известно. И мы вместе прикинем, что с этим делать.

— Говоришь как отец, — усмехнулся Слава.

— Ну, известно не так уж много… — признался Сергей Николаевич. — Нас самих сюда бросили пару часов назад. Правда, вам больше досталось. Нас хоть не лупили по голове. А мирно проводили сюда.

— Кто?

— Ещё не догадался?

— Нет.

— Это всё открытие нашего любимого Виктора Каюмовича. О котором он не удосужился сказать в записях. А мог бы хоть словечком обмолвиться, — Сергей Николаевич посмотрел на жену, будто она была виновата во всём случившемся.

— Говори ясней, — поторопил Юра.

— Ты лучше у профессора спрашивай. Он тебе объяснит во всех подробностях. Только это не поможет. Ну, давай, Мишаня, не стесняйся. Кажется, у тебя появились благодарные слушатели. Вы тут развлекайтесь, трепитесь, а я пока подумаю, как нам выбираться.

Юра успокоился. Почувствовал, что Сергей Николаевич, как бы он ни хорохорился, сам перепуган до дрожи. Чужой страх успокаивал.

Пришлось растолкать Тюрина, прежде чем тот понял, что к нему обращаются. Посмеиваясь, закусывая губу, профессор прошептал:

— Что это?

— Загадка. Старая тофаларская загадка. Ничего особенного, правда?

— И какая тут отгадка?

В ответ Тюрин громче засмеялся. Даже прослезился — до того уморительным ему казался стишок. Протерев пальцами глаза, вздохнул. Повторил Нагибиным то, что уже успел коротко рассказать Переваловым. Из его слов стало понятно следующее.

В те годы, когда Восточный Саян не знал инородных завоевателей, здесь жило древнее племя карагасов. Их современных потомков принято называть тофами. Они и сейчас живут в северных пределах бывшей Тофаларии — богатого горного края. Настоящих тофов осталось не больше пары сотен. Да и эти люди едва напоминают своих прадедов.

Среди карагасов было несколько племён. Мирные кочевники, торговцы пушниной. Лишь изредка воевали с хакасами, да и то коротко, без особой крови. Почти все они покорились сначала китайцам, а потом русским, согласились выплачивать им дань. Так началось увядание карагасов. Завоеватели считали их дикарями. На то были свои основания. Те не знали ни скотоводства, ни земледелия. Жили охотой и дарами леса. Ясак[47] русскому царю выплачивали соболиными шкурками, другого спроса с них не было.

К восемнадцатому веку говорили о пяти главных улусах: Сарыккаш, Хаш-Тар, Кара-Чогду, Чептей и Чогду. Перечисляя их, Тюрин поочерёдно загибал пальцы левой руки. Заговорщицки посмотрел на Юру и не спеша продолжал:

— О шестом племени не знали даже самые дотошные шуленги[49]. Забыли. А ведь оно было самое сильное и самое развитое из всех карагасских племён. Наследники рода Чёрных медведей. Урух-Далх, — последнее название профессор произнёс с особенным удовольствием. — Они ушли из пределов Тофаларии задолго до того, как был построен Покровский острог — на том месте, где теперь стоит Нижнеудинск. А это был тысяча шестьсот сорок восьмой год. Понимали, что с русскими завоевателями им не совладать, и предпочли спрятаться. У них на это были свои особые причины…

С царской властью в Тофаларию пришли страшные болезни, о которых прежде карагасы даже не слышали. Больше всего жизней покосило не бремя ясака, а натуральная оспа. Прелестный подарок от новой власти. К середине девятнадцатого века от карагасов осталось только пятьсот душ. Потомки Чёрных медведей не зря ушли. Их бы постигла та же участь.

О том, какими были люди из племени Урух-Далх, почти ничего неизвестно. Только в китайских источниках остались краткие и малоинтересные описания. Гладкие чёрные волосы, карие глаза, круглое смуглое лицо, необычайная лёгкость всего тела из-за тонких и ломких костей. Жили в юртах,