странной походкой. Правда, путал умело, словно многие годы общался с медведями, наблюдал за их поведением.

Очир не успел прицелиться. Медведь понял, что больше не вызывает страха, и сам испугался. Скользнул вниз по склону, отделявшему дно кальдеры от внутреннего кольца.

— Ну, теперь не уйдёшь, — прошипел Очир и бросился вперёд.

Он был уверен, что преследует Сергея Николаевича. Других вариантов не было. По росту это не могли быть ни мальчишка, ни девчонка. Женщина не сумела бы так долго и быстро уходить от охотника — изнеженная городом, она бы давно спрятались под валежину и, плача, ждала бы своей участи. Толстый профессор тоже не смог бы резво бегать через здешние буреломы. Монгол был значительно выше. Оставался Сергей Николаевич. Он никогда не нравился следопыту.

Подбежал к кромке. На мгновение засомневался — слишком уж густым оказался туман внутри. Не верилось, что там вообще можно дышать. И деревья во внутреннем кольце росли диковинные — тёмно-зелёные, почти чёрные.

Очир оглянулся. Не увидел леса за спиной. Его скрыла дымка. Перекрестился и стал сбивчиво, давясь влажным платком, бормотать защитную мантру:

— Ом таре тутаре туре соха.

Развернуться сейчас, уйти из долины. Подняться назад, к пещере. Дождаться, пока схлынет водопад. Спуститься по расщелине. Оседлать одного из коней и скакать без остановки до темноты. Потом упасть на землю. И смотреть в глубину ночного неба — прохладного, просторного. И чувствовать жизнь. Развести костёр, лечь возле него спать. Прогоревшая ветка откроет красную жаровню — из неё приятно пахнёт теплом. Очир уснёт и не заметит, что жаровня обветшает пеплом, затянется углями. Проснётся утром рядом с кострищем. Наскоро умоется студёной водой ручейка — и дальше, через горы и тайгу, в Кырен, к жене и детям.

Следопыт опустил взгляд. Увидел в ногах сложенные пирамидкой камушки. Испугавшись, отступил. Пригляделся. Обо тут шли вдоль всей кромки — каждые три-четыре метра. Они предостерегали. Если б здесь были Тензин или Чагдар, они бы давно испугались, уговорили Очира бежать из этих мест, но следопыт не был таким суеверным. В озлоблении, будто именно каменные пирамидки вызвали в нём воспоминания о семье, Очир раскидал их ботинком. Братья были мертвы. И, мёртвые, они не поймут его трусости.

Следопыт приободрился. Гоняться за диким зверем — дело опасное и сомнительное. Преследовать человека — проще. Очир понимал, что не должен бояться тумана. Если уж Сергей Николаевич без страха спустился в него, то охотнику и подавно нужно торопиться. И всё же что-то удерживало Очира. Не давало совершить последний шаг. Будто тонкое, прозрачное стекло отделяло его от внутреннего кольца, не позволяло зайти внутрь.

Задрожав от гнева, следопыт зарычал. Выругавшись, рванул вперёд. Не заметил, как поскользнулся на спуске. Опрокинулся на спину и покатился вниз, обмазываясь тёплой грязью.

— Ну, подожди у меня, — Очир сдавил в руках ружьё.

Нашёл медвежьи следы и теперь не отводил он них взгляда. Наугад отмахивался от веток, шёл вперёд. Готовился выстрелить сразу, как заприметит силуэт. Фёдор Кузьмич не одобрит, скажет, что нужно было брать в плен и допрашивать, но егеря сейчас не существовало. Был только Очир и его запуганная жертва. Весь мир пропал. Дочь, сын, жена, родственники, друзья, всё, что удалось за тридцать шесть лет жизни собрать, купить, построить — всё исчезло, осталось там, за границей внутреннего кольца, вместе с ворохом неразрешённых сомнений и проблем. Следопыт улыбнулся. От этой неожиданной пустоты стало легко. Подумал, что, должно быть, так чувствует себя заблудший дух.

Дышать в густом тумане было трудно. Нельзя было делать быстрые шаги, начиналась одышка — обжигало гортань, будто сухими пальцами изнутри скоблило грудь.

Остановившись, Очир наконец огляделся. Он уже зашёл глубоко в чащу странных деревьев. Впрочем, это были вовсе не деревья. Какие-то зонтичные растения, похожие на борщевик. В три-четыре метра высотой, с распушёнными зонтиками чёрных цветков, с толстым тёмно-зелёным стволом. Маслянистые, неподвижные. Армада зловонных уродцев. Только такие и могли появиться тут, в гибельной яме на дне проклятой кальдеры.

Очир закрыл глаза. Дрожащими руками надавил на веки. Нельзя сдаваться. Идти вперёд. Сергей Николаевич наверняка ослаб не меньше. Должно быть, ползёт из последних сил. Ищет укрытия, уже не заботится о том, чтобы скрыть следы. Значит, далеко не уйдёт, нужно только отдохнуть, перевести дух.

Открыть глаза было трудно. Они успели покрыться масляным налётом, слиплись. Пришлось тереть их рукавом.

Очир снял с ремня бурдюк. Встряхнул его. Улыбнулся приветливому, звонкому бульканью внутри. Надо было вытащить изо рта платок. Взял его пальцами. Потянул. С ужасом увидел, что тот — чёрный. Пропитался густой слизью. Весь рот был перепачкан. Следопыт не чувствовал зубов. Пытался клацать ими, но не слышал звука. Пальцами стал вытягивать изо рта тёмные плёнки.

«Что же это такое? Что за дрянь? Хараал шэнгээhэн муу газар».

Сделал два глотка. Вода на мгновение охладила грудь, но тут же выступила по́том на липком лбу.

Выбросил платок.

Руки дрожали всё сильнее. С такой дрожью можно промахнуться. Значит, нужно подойти близко.