От души потянувшись, вспомнил вдруг тот залихватский вой, что преследовал меня все мое «пробуждение».
Вскочив на подходящий камень, приложил ладони к губам, рупором и попытался его воспроизвести.
Сперва — не получилось.
Снова и снова, словно от этого зависит моя жизнь, пытался повторить вой волка, которого ни разу в жизни — не видел.
— У-у-у-у-у-у-у! — Вырвалось у меня и снизу, из распадка, мне ответил такой же, полный любви к жизни, громкий вой.
Расхохотавшись, словно меня приняли в стаю, спрыгнул с камня и размеренно, не таясь, пошел своей дорогой, надеясь на лучшее… Наивный.
За полных пять часов, успел отмахать километров двадцать — дорога хоть и под гору, тем не менее — ее нет, да и трещины, приходилось обходить.
Пара речушек, лишившихся своих русел, пробивали себе новые, а одна, не долго думая, принялась заполнять овраг, гарантированно превращаясь в узкое и длинное озерцо.
Пройдя чуть вверх по ее течению, набрал чистой и ледяной воды во фляжку, перепрыгнул и, сделав глоток — потопал снова вниз.
Очень хотелось надеяться, что моя Судьба, уже один раз уготовившая мне рояль, в виде танка «хранящих», сможет подыскать и еще, что- нибудь.
Или, выведет на того, кто сможет довезти меня…
Или, как совсем, чудесный вариант — я попаду к Мариссе…
Чем ниже спускался, тем больше понимал — роялей не будет.
Свой лимит чудес, у Судьбы, я выбрал окончательно.
Так что, топать мне и не перетопать, надеяться на арбалет, с запасом стрел для охоты и пистолет — от злых людей. Роба защитит меня от дождя и холода, а дальше…
Усмехнувшись, дал сам себе мысленного пинка — ага, нет роялей!
После четырех часов дня, стал присматривать себе место для ночлега — темнеет быстро, холодает еще быстрее.
Да и жрать, хочется.
И, погреться, не мешало бы.
Бешеная пляска земли, обрушила все мало-мальски удобные пещеры и навесы, нагромоздила сырого дерева, на бывших тропинках.
Но пещеру я себе нашел — словно ноги, сами, вывели.
От радости, набрал сушняка и устроил себе костер, прямо перед входом в пещеру, под нависающим сверху, козырьком из поваленных хвойных исполинов.
Костерок, даже такой мелкий, всего сантиметров тридцати в диаметре, разложенный на каменном основании, значительно поднял мне настроение и согрел душу, а, заваренный в кружке чай — окончательно прогнал хандру и заставил смотреть в наступающие сумерки, даже с оптимизмом.
У костра просидел до первых звезд, подкидывая в огонь ветки и сбивая с толстого бревна, язычки пламени — пусть тлеет, а не горит.
В эту ночь за мной никто не гнался и сны, бешеным ритмом не пугали.
Живность, распуганная грохотом и тряской, держалась подальше от опасных склонов, с которых так и продолжали срываться вниз то камни, то вырванные с корнем деревья, хотя, по всем законам природы, всему вокруг уже бы и стоило замереть.
Оставив толстенькое полено тлеть перед входом в пещеру, забрался внутрь, ругая себя за собственное слабоумие — надо было наломать лапника, на подстилку.
Повертелся на голом камне, махнул рукой и выбрался в ночь — поваленного дерева, вокруг — целый лес, а я фигней страдаю!
Наломав веток, с близ лежавших деревьев, застелил каменный пол и вырубился, словно на самой мягкой перине.
Рассвет я безбожно проспал.
И полено — прогорело, оставив после себя горку пепла.
Открыв глаза, несколько секунд, пытался понять — где я нахожусь и как сюда попал.
Вспомнив и «где» и «как», довольно рассмеялся.
Я совершенно не испытывал хоть малейших угрызений совести, за устроенную бойню, начавшуюся, по моей вине, как не крути.
Не было у меня и угрызений по поводу усыпленных — не прибил же, хотя, завравшуюся Марину — стоило. Понимаю, не хотелось ей рассказывать, как именно она ходила по танку и что именно ждала, но… Впрочем, самое страшное ее вранье, это побасенки о «звездном флоте», построенном за пять лет и о невозможности расчета… Ага, флот — построить смогли. А расчеты сделать — нет! Не смешите мою морду — лопнет! Паутина лжи, окружает все, к чему прикасаются руки экзота. Или, это не паутина, а защитная оболочка?
Пещера, в которую я забился, оказалась сухой и чистой, словно неведомый мне некто, подготовил ее к моему появлению: подмел полы, смахнул с потолка и стен застаревшую пыль.
Валяясь на спине, на пахучих еловых ветках, колких и марающих меня своей смолой, наслаждался тишиной и покоем.