– Не совсем, – Яр склонил голову, изучая раскрасневшееся вмиг лицо. – Может ты, конечно, не хотела. Во что я поверю, помню, как ты умело динамила бедного Гену… – за напоминание о прочитанных личных сообщениях, Яр получил еще один испепеляющий взгляд. – Но он-то хотел. И, прости, уговорить тебя, конечно, задача не из простых, но не безнадежна. А времени у него было много.

– Уговорить? Самарский, то, что ты делаешь, ты называешь уговорами? Да за такое судят, Ярослав Анатольевич!

– Не увиливай, Саша, – Яр выпад в ответ оценил, но реагировать на него не собирался, желая получить ответ.

И так будет с каждой ее попыткой свести все в шутку, скандал, перевести тему или даже элементарно хлопнуться в обморок. Лучше ответить.

– Мы не встречались. Я в принципе ни с кем не встречалась… Не надо так смотреть, – «так», смотреть Самарский послушно перестал, а вот взгляд не отвел. – Ты не понимаешь, для меня это сложно. Я лет с четырнадцати смотрю на вас, мальчиков, парней, мужчин не так, как положено девушкам. Знаешь, что обычно строит у себя в воображении женщина, поймавшая на себе всего лишь заинтересованный взгляд? Она представляет, как у нее с мужчиной появляются чувства, как они ходят на свидания, как он делает предложение, видит, как идет к нему под венец, как рожает от него детей. Я этого всего не вижу. Я вижу комнату, и держащего на руках ребенка мужчину. С лицом того, с заинтересованным взглядом. И представляю, как отказываюсь от собственного ребенка потому, что больше не могу быть с этим мужчиной. Вот на этом моменте, Самарский, заканчиваются все мои отношения. Я не ханжа, не фетишистка, я просто не хочу привязывать к себе того, с кем могу наступить на те же грабли, что одна женщина семнадцать лет тому.

– А Геннадий…

– А что Геннадий? Ты жестко тупишь. С Геной у нас бы ничего не получилось именно потому, что как убегаю от него, я вижу в своем воображении четко. И твой приступ собственичества был глуп. Раз уж мы говорим правду, я могу в этом признаться. Я вообще не уверена, что захочу когда-то завести ребенка, который может надоесть, от которого можно отказаться.

– Почему ты думаешь, что ты такая же, как твоя мать?

– Я учила генетику, – Саша грустно усмехнулась очередному своему признанию. Нет, она слишком много уже рассказала сегодня. – Я соединяю в себе черты двух уникальных людей, женщины, способной предать самое родное существо, и мужчины, готового на все, ради того, чтобы когда-то близкого человека унизить, даже растоптав при этом сердце собственного ребенка.

– Ты не повторишь их ошибок, Саша.

– Да. Не повторю. Я не стану рожать от человека, которого ненавижу. Моя очередь? – продолжать развивать эту тему девушка не собиралась.

– Да.

Вопрос задать Саша не успела, Самарскому позвонили.

– Прости, это важно, – бросив взгляд на экран, Яр поцеловал девушку в щеку, а потом стремительно вышел из комнаты.

Черт, а ведь она не успела задать самый важный вопрос – почему он с такой рьяностью интересуется ее матерью.

– Глафира, человек может измениться?

– Что за человек? – Саша грела ладони о чашку с чаем, следя за тем, как из-под рук мастерицы рождаются красивейшие розочки из нежного безе.

– Просто, говорят же, что человек не способен меняться, это правда? – подобные вопросы обычно задаются тем, кто является для тебя авторитетом, и полученный ответ потом несут по жизни уже как собственную истину, делясь с другими. Саша не хотела разрядить обстановку, затрагивая философскую тему, ей нужны были ответы на вопросы, которыми она изводит себя вот уже несколько недель.

– Все от человека зависит, малышка. Как же я могу за всех ответить?

– Ну вы ведь много в жизни видели… Людей много встречали… – вырастили того, кого вопрос касается непосредственно.

– Ой, спасибо, Сашенька, – Глафира весело рассмеялась. – Еще тоньше намекнуть на возраст ты не могла.

– Нет! – девушка поперхнулась, услышав, как Глаша интерпретировала ее слова. – Нет! Я просто…

– Я поняла, поняла, ты просто хочешь узнать мнение старой клуши, – женщина говорила совершенно не зло, без упрека. – Все зависит от того, сколько человеку лет, мужчина это или женщина, в чем ему нужно меняться.

– В чем разница? – отставив чашку, Саша облокотилась подбородком о кулаки, готовясь внимательно слушать.

– Женщина меняться может, причем ей это проще. Нам это дано. С мужчинами сложно, они, когда достигают определенного возраста, – там уже хоть в лоб, хоть по лбу. А нам суждено меняться, причем постоянно, подстраиваться под отцов, мужей, детей.

– А как же перевоспитать? Говорят же, что мужчину можно перевоспитать.

– Поверь мне, малышка, мужчину не перевоспитать. Это вранье. Бабник навсегда останется бабником, пьяница – пьяницей.

А наплевавший на твои желания раз, наплюет и во второй…

– Если не захочет, конечно, – Глаша подняла взгляд, задорно подмигнув.

– Если не захочет?

– Да, перевоспитание – это все чушь. В мужчине должно быть желание меняться. Цель, ради которой он готов меняться. Если он видит, что все нужное получает от жизни и так, скалу с места не сдвинешь. А вот стоит почувствовать, что он может что-то важное потерять – происходят кардинальные