к таковым все же не относился. Хотя и полностью скрыть своих чувств также не смог.

– Осуждаешь? – окинув его взглядом, спросил Пятницкий.

– А ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответил Иван.

– Дело прошлое. Но тогда мы не видели иного выхода.

– А потом появился я, и выход нашелся.

– Да ты на меня так не гляди. Было там у вас чего иль не было, то мне доподлинно неведомо. А вот то, что сейчас ты к княгине неровно дышишь, заметно сразу. Но я все и всегда делал лишь во благо Пскову и никак иначе. Были уж и мы, и Новгород под Москвой, и ничего, кроме разорения, нам это не принесло. А потому снова пускать москвичей к себе не хотим. Эвон у нас кабальные – не чета московским, в крепости сидят. Да только живут все одно лучше, чем в Русском царстве-государстве. Лекарей не так много, а оттого и смертей случается поболее. Это да. Но сейчас-то уж который год все куда как лучше. И пусть твоими стараниями, оно ни о чем не говорит. Ты псковскую землю принял за свою родину, а потому и руки Москвы тут нет.

– А как же великая княгиня? Чай, она и днями, и ночами о госпитале радела.

– Радела. И сил положила немало. Но только госпиталь тот появился на деньги из твоего кошеля. И стараний твоего друга и соратника Рудакова там куда больше. Это ить он никому не дал растащить деньгу по углам и притянул знающих лекарей. Я умалять заслуг княгини не стану, но и превозносить сверх меры не собираюсь.

– Хватит о том, Ефим Ильич. Меня убеждать не надо. Понимаю все.

Ну а как не понять. Если отставить в сторону чувства и подойти к вопросу только с прагматичной стороны, то действия заговорщиков вполне оправданы. Вот не верилось Ивану, что Москва не наделает тут бед. На собственном опыте знал, чем может обернуться мудрое московское управление. Так что понимал он бояр. Зол был безмерно. Но понимал.

– Это, конечно, плохо, что вы все с Жилиным лично встречались, когда против княгини умышляли, – между тем продолжил Иван. – Получается, его на допрос тянуть никак нельзя. Но хорошо, Ефим Ильич, что ты мне все рассказал. Не то наломал бы я дров. А так… Не думаю, что этот Захар ведает слишком много. Тут Жилину дураком нужно быть. А значит, его на дыбу мы потянуть сможем. Что до самого купца, то он ведь и при захвате погибнуть может.

– Если Жилина на дыбе не будет, то никаким россказням убийцы бояре не поверят, – покачав головой, возразил Пятницкий.

– Ладно. Давай тогда посмотрим на это дело с другой стороны. Неужели остальные бояре глупее меня и станут поминать прежнюю историю с великой княгиней?

– Умысел против любимой сестры царя. Нешто Николай такое спустит? – усомнился Пятницкий.

– Может и не спустить. Но кому из бояр от того польза? Вот в чем вопрос-то. И по всему выходит, что никому. Ну мало ли есть тайн, которые похоронили в самом темном углу и о которых не вспоминают? И это дело лучше забыть да задвинуть подальше в сторонку. Потому как пользы никакой, один вред. Причем всем без исключения.

– Хм. Согласен.

– Ну а коли согласен, то предлагаю тишком собрать всех бояр, кроме Медведкова и Горячинова, в госпитале, да в их присутствии показать дружиннику этот портрет. Все они должны знать доподлинно, что я ничему раненого не наущал и ничего сам не придумал.

Если до этого еще были сомнения в причастности к убийству сторонников Москвы, то едва стало известно о Жилине, все сомнения сразу же отпали. Слишком серьезный вопрос, чтобы доверяться малознакомому человеку. Нет, тут должно быть долгое и плодотворное сотрудничество, и никак иначе. Так что никаких сомнений – боярин Медведков в этом деле увяз по уши. А вот причастен ли Горячинов и в какой степени, предстояло еще выяснить.

– А как не признает Василий в том рисунке душегуба? – усомнился Пятницкий.

– Тогда худо, – вздохнул Иван, но потом продолжил: – Нет, я все одно достану купца. Уж больно много концов к нему сходится. Но желательно избежать самого мало-мальского сомнения среди бояр.

– Согласен, – вздохнул Пятницкий. – Не стоит тянуть. Сейчас же отпишу боярам о встрече. Скажем, через два часа.

– Вот и ладушки. Ну и я пока отдам распоряжения. Нужно готовить людей.

– Сам поведешь?

– Сам. По-другому и быть не может. Мало ли какое решение придется принимать прямо на месте. Подчас ведь и дурное может пойти на пользу, а мудрое – сильно навредить.

– Н-да, Ваня. И где только ты седину свою потерял.

– Да было дело. Сам не знаю, как такое получилось, – хотя и с улыбкой, но вполне искренне ответил Карпов.

Вот только откуда же Пятницкому знать, что за смысл вкладывал в эти слова его собеседник и союзник.