бедняцком захолустье я выгляжу белой вороной. На улице появляются несколько человек, робко оглядываясь, как обычно, они проходят мимо, не замечая меня. По бьющему в глаза контрасту с обитателями моего домашнего круга, все они носят то ли неприметно серое, то ли просто выцветшее черное, заляпанное грязью платье. Даже притом, что я и сама вся в пыли и все на мне пропотело и смялось, даже при этом одежда моя выглядит нарядной и дорогой. Я ощущаю укол совести. Никогда не задумывалась, что доныне мне жилось так легко.

Надо немедленно что-то сделать со своим внешним видом. Пусть у меня нет денег, но я легко могу представить себе, что грабители польстятся на мою одежду, разденут догола и бросят на улице.

Или не бросят, что будет гораздо хуже.

Есть ли возможность как-нибудь переодеться? Непонятно, с чего начинать. Придется просто извалять в грязи все, что на мне надето, и рассчитывать, что стильное платье после этого не будет так заметно. Происходи дело в до-Гибельные времена, все решилось бы просто: тогда имелась настоящая грязь. А сейчас, при всей запущенности, улицы загажены прежде всего строительной пылью, пищевыми отбросами, ну и какими-то непонятными пузырящимися лужицами. Я соскребаю с двери изрядный слой пыли и наношу ее на оранжево-золотистые рукава платья. Потом втираю немного в щеки, промокшие от пота и слез. Распускаю волосы и набрасываю пряди на лицо.

Я понимаю, что этого недостаточно. Теперь, потеряв вид девушки из внутреннего круга, которая заблудилась, я выгляжу как девушка из внутреннего круга, которая сошла с ума. И все же, должно сработать. Главный вопрос сейчас заключается в другом: можно ли довериться бродяге? Он одолжил мне очки, но что насчет цифр, нацарапанных им на слое пыли? Должно быть, номер дома. Или какой-нибудь код? Но к чему он мне в таком случае? Так или иначе, я не могу торчать здесь весь день. Сижу я, съежившись, в глаза не бросаюсь, но когда солнце поднимается достаточно высоко, кто-нибудь уж точно меня заметит, а постороннее внимание – это последнее, что мне нужно.

Чтобы найти надежное убежище, мне в любом случае придется сначала рискнуть и обнаружить себя.

Сделай вид, что ничего не боишься. Это говорила мне Ларк, когда я места себе не находила, оказавшись среди каких-то бедолаг, отдельных прохожих и целых отрядов в круге, где она родилась и выросла (сейчас он кажется мне вполне цивилизованным). Шагай так, словно ты у себя дома. Никому не гляди в глаза, но и не опускай глаз. Все вокруг – твое.

Итак, я собираюсь с силами и делаю первый шаг. Сейчас, когда становится все светлее, округа выглядит как зона боевых действий. Не представляю себе, как можно жить в таких условиях. Мысль, не дававшая мне покоя вот уже который день, обретает ясность. Откуда вообще нищета в Эдеме? Принцип, на котором стоит этот город выживших, всегда оставался един: самодостаточность. Меня, как и любого второрожденного, хотят убить, чтобы не нарушать контроль за рождаемостью и, стало быть, чтобы всем остальным хватало еды, воды и иных жизненных ресурсов.

Да, но в таком случае почему, о Великая Земля, у одних всего так много, а у других – почти ничего? В этом нет никакого смысла. Экзотические клубы, изысканные блюда, роскошная одежда – излишества для людей из внутреннего круга. Будь у них всего чуть поменьше, у тех, кто живет здесь, было бы чуть побольше. Вокруг себя я вижу разбитые окна, исхудавших детей с пустыми мисками в руках, протянутых за милостыней. Посреди дороги зияет настоящий кратер, как от упавшей бомбы. И никаких тебе ботов-уборщиков или ботов-охранников…

Почему Экопан не разделил все поровну?

От этих мыслей меня отвлекает группа целенаправленно шагающих куда-то людей. Было их шесть или семь человек, все одеты в белые, как бумага, только в крапинку, одежды. Выглядят на фоне окружающего убожества так опрятно, что я сразу чувствую облегчение… которое проходит, как только они приближаются: то, что я приняла за горошины, на самом деле представляет собою пятна крови, яркие и свежие.

– Заблудилась, девчонка? – с елейным участием спрашивает кто-то из них.

– Уже нашлась, – глупо подшучивает женщина, и все смеются.

Меня начинают обступать со всех сторон.

– Что это у тебя там в карманах?

– У нее нет карманов.

– Но где-то должно быть спрятано то, что может пригодиться, – с хитрой усмешкой бросает еще один шутник. – Давайте-ка поглядим.

Я ощущаю чье-то прикосновение и слышу щелчок у себя в голове. Выбрасываю вперед руку, попадаю ближайшему в нос, из которого сразу вытекает алая струйка крови, а костяшки пальцев у меня начинают ныть куда сильнее, чем я предполагала. Локтем врезаю еще одному, для меня на сей раз удар проходит почти безболезненно. Какой-то миг они никак не реагируют. Должно быть, не привыкли к тому, чтобы девушка из внутреннего круга была способна на такое. Иные даже посмеиваются над травмами своих товарищей, настолько уверены, что никакой угрозы я представлять не могу.

Да я и не могу. Но и выступать в роли куклы, над которой можно всячески измываться, тоже не собираюсь. И делаю то, что мне удается лучше всего. Бегу.

Похоже, ночь у них была бурная. Я улавливаю запах спиртного и синхроглюка. Они устраивают для вида погоню, но, даже притом что лодыжка у меня горит от боли, их скорость по сравнению с моей вскоре падает до улиточной, а через полмили я теряю их из вида.

Я чувствую, как слезы снова начинают струиться у меня по лицу, только теперь это слезы отчаяния. Неужели отныне моя жизнь будет управляться