– Но я ничего не вижу! – А что, если споткнусь обо что-то или в расселину угожу, или зеленорубашечник в темноте затаился? Я не могу двинуться с места.

– Ты мне доверяешь? – задает Ларк старый вопрос.

Ну да, да, доверяю. Пусть людей я почти не знаю, но сердце подсказывает, что Ларк никогда не сделает мне ничего дурного. Я набираю в грудь побольше воздуха и ступаю в непроглядную тьму.

Шагаю осторожно, неуверенно, но в конце концов нащупываю вытянутыми руками пальцы Ларк, они сплетаются с моими, как виноградные лозы. Ни зги не видно, но я почти ощущаю, что она улыбается.

– А теперь наверх! – говорит она и помогает мне нащупать ступеньки какой-то лестницы.

Мы поднимаемся бесконечно долго, на сотни и сотни футов. Есть в этом подъеме что-то сюрреалистическое. Мы не говорим ни слова, но я чувствую прямо над собой ее дыхание, слышу, как скользят по металлическим ступеням ее подошвы. Когда не видишь вокруг себя решительно ничего, кажется, будто все происходит во сне. А Ларк, паря где-то наверху, увлекает меня дальше и дальше, бог весть куда.

Наконец, вечность спустя, подъем прекращается, я слышу скрежет металлического замка, и откуда-то сверху на Ларк вдруг падает слабый отблеск света. Она поднимается на последнюю ступеньку лестницы, переходит на площадку, я следую за ней, и передо мной открывается весь Эдем. Бледно- зеленые концентрические круги расходятся от мерцающего ока Центра за пределы видимости. Я ощущаю себя самим Экопаном, взирающим на то, что осталось от человечества.

– Как ты разыскала это место? – спрашиваю я и, не дождавшись ответа, добавляю: – И вообще что могло понадобиться девушке из внутреннего круга в этих трущобах?

Мы далеко от нашего домашнего круга, и хотя темнота, а особенно высота придают разбегающимся прямо под нами улицам некоторую таинственность, все равно можно различить и убожество, и захудалость строений, и оглядчивую робость в движениях пешеходов.

– Когда-то я здесь жила.

У меня челюсть отваливается от изумления. Да, я знала, что примерно в десятилетнем возрасте Ларк переехала в другой район. Когда она поступила в школу «Калахари», «поводырем» ей на новом месте назначили Эша. Он мне рассказал про нее в тот же вечер, а потом продолжал рассказ изо дня в день. Но я думала, что она просто перебралась из одного внутреннего кольца в другое, поглубже. В этом не было ничего особенно необычного. Но переезд из внешних кругов вовнутрь, да еще так глубоко, – дело неслыханное.

Вспоминаю, что ее появление в нашем элитном круге вызвало некоторое волнение. Эш говорил мне, что иные из его одноклассников не хотят приглашать ее на празднование своих дней рождения, а родителей ее всячески сторонятся. Даже мой собственный папа однажды за ужином во всеуслышание выразил сомнение, стоит ли Эшу поддерживать дружеские отношения с девушкой столь низкого, как он выразился, происхождения.

Это был не самый отдаленный внешний круг, но близкий к тому – может быть, находящийся в двух кольцах от трущоб пограничного. Я и представить себе не могла, что Ларк жила здесь.

Она бегло пересказала мне свою историю. Не знаю уж, удалось ли мне – я честно пыталась – вполне скрыть удивление, или, Боже упаси, отвращение. Она происходила из трудовой, работящей семьи, жившей в одном из многоэтажных домов этого района. Кое-как на пропитание ее родители наскребали и были счастливы. Проблемы, конечно, возникали. Порой вырубалось электричество, или вода приобретала ржавый оттенок. Бывало, зеленорубашечники уволокут кого-нибудь из соседей. Однажды Ларк даже обнаружила у своего подъезда труп.

– Но в общем ничего страшного. Знаешь, кто тебе друг, а кто нет. И все умеют хранить секреты.

Еще она рассказала мне, как однажды ее отец, ремонтируя трубопровод, пролегающий глубоко под башней, на что-то наткнулся.

– По профессии он был ремонтный рабочий, трубы укладывал, клапаны чинил. И вот в один прекрасный день он… на что-то наткнулся.

– На что? – естественно, полюбопытствовала я.

Ларк пожала плечами.

– Не хотел говорить. Никому, даже своему начальнику. Но ему удалось пробиться к кому-то из начальства в Центре, и вот там он рассказал о своей находке, и почти сразу получил работу в городском управлении по планированию, и мы переехали во внутренний круг.

– Ну и что же такого он все-таки нашел?

– Понятия не имею. Сказал ровно столько, чтобы понять, отчего наша судьба столь внезапно переломилась. И при этом ясно дал понять, что его жизнь будет зависеть от того, насколько он умеет держать язык за зубами. А потом… – Она сдвинула брови. – Года два спустя я заговорила на эту тему, и мне показалось, что он вообще начисто все забыл. Утверждал, будто получил повышение, потому что придумал какой-то новый тип клапана-автомата и на людей в Центре это произвело такое впечатление, что статус его разом переменился.

– Может, ему и впрямь хотелось в это верить, – предполагаю я. – А может, он просто защищал вас.

– Может быть, – говорит она, встряхивает головой, и ее сиреневые волосы рассыпаются по щекам. – Но хватит об этом. Я привела тебя сюда ради этого вида. Посмотри наверх.

Я настолько увлеклась расположенным внизу городом, который мечтала увидеть всю свою жизнь, что даже не взглянула на небо. Теперь я подняла