А я прожила в его доме всю жизнь и до вчерашнего дня не знала об этом.

Едва мама возвращается с работы – до Эша и папы, – я набрасываюсь на нее с вопросами:

– Как случилось, что мы оказались в доме Аарона Аль-База?

– Может, отложим этот разговор? – предлагает она. Под глазами у нее залегли темные круги, гладкая прическа непривычно растрепалась, из-под туго, как правило, затянутых волос выбиваются пряди. – У нас сейчас и без того есть много о чем потолковать.

– Нет, это важно, – настаиваю я. – Как так получилось, что мне ничего неизвестно?

Она пожимает плечами.

– Великое дело. Мы состоим в дальнем родстве, кажется, через его сестру. Но все это было очень давно. А ты-то как узнала?

К такому вопросу я не подготовилась, но она вроде не заметила долгой паузы, предшествующей ответу.

– Я наткнулась на упоминание об этом в старой истории Эдема. У нас тут есть что-нибудь из того, что принадлежало ему?

– Нет-нет, – поспешно отвечает она. – Давнее это дело.

– Не такое уж давнее. Двести лет – это не так много поколений.

Но она явно не хочет говорить на эту тему и сразу меняет предмет разговора:

– Твои линзы готовы, можно устанавливать.

Я порывисто обнимаю ее. Мама слегка отстраняется, и я понимаю, что она ждала другого: что я все еще подавлена перспективой расставания с домом. Это, разумеется, так, но, к стыду своему, главное, о чем я сейчас думаю, это что так мне проще будет идти по городу, когда я нынче вечером удеру на свидание с Ларк. Если глаза у меня будут как у всех других и, что еще более важно, должным образом идентифицированы, никакой зеленорубашечник мне не страшен.

– Когда идем ставить? – спрашиваю я.

– О, линзы готовы, но с операцией придется немного подождать. Как минимум дня два.

– И с этими глазами я сойду за полноправного гражданина?

Она утвердительно кивает.

– Эти линзы – совсем не то, что продают на черном рынке из-под полы. Там технология куда грязнее. Кое-что, например солнечные фильтры или идентификационные чипы, можно приспособить и к дешевым, съемным линзам, но есть слои более глубокие, до которых еще никто не добрался… пока. Нам удалось найти нечто уникальное. Обычно линзы производятся на фабрике, после чего пересылаются в Центр для последующей обработки при помощи Экопана. А мы нашли киберхирурга, который сумел пробраться в Центр и изучить точную спецификацию. Так что тебе не о чем беспокоиться. Эти линзы будут работать без малейшего сбоя. Мало кому из второродных детей так везет.

– Мало кому? – повторяю я. Я вообще впервые слышу о том, что не одна такая, второродная, что есть и другие. Поистине день открытий.

– Да, есть, хотя и немного, но они используют дешевые, съемные линзы. Мои источники, как ты сама, верно, догадываешься, много болтать не любят. Но насколько мне удалось понять, есть преступники, использующие низкокачественные поддельные линзы, бунтовщики, неверные мужья и жены…

В хорошую же я компанию попадаю. Возвращаюсь, однако, к второродным.

– Сколько их всего?

Она быстро сжимает губы.

– Немного. По словам моего источника, по улицам все еще расхаживают примерно двадцать человек.

– Ну, это… Стой, как это следует понимать – все еще?

– Да забудь ты про это, родная, все будет хорошо. Мы нашли настоящего гения-имплантолога, застраховались так, что ни с какой стороны не подкопаешься, подкупили всех, кого нужно…

– О чем это ты говоришь?

Она прикусила губу.

– Мой источник сообщает, что процент выживаемости второродных, пытающихся интегрироваться в общество, не… не так высок, как хотелось бы.

– Ты хочешь сказать, что такие, как я… что мы вымираем?

– Нет-нет… – поспешно начинает она, но осекается и поправляет себя: – Ну… кое-кто попадается. Но многие просто… исчезают.

По спине у меня пробегает холодок.

– Но ты не волнуйся, родная, с тобой такого не будет. Мы приняли все меры предосторожности. – Она трясет головой, словно отгоняя дурные мысли.

Меня преследует образ исчезнувшего второродного. Мама высказалась так, будто они просто испаряются, превращаются в туман, уплывают. Но на самом деле наверняка это дело рук Центра. Скорее всего, их погружают в ночь и мглу, и никто не знает, что с ними произошло.

Дальше мама говорить на эту тему отказывается, как я на нее ни давлю. Вскоре возвращается Эш, и мы с мамой обмениваемся быстрыми взглядами, молча соглашаясь не говорить при нем ни о чем серьезном, тем более неприятном. От стрессов ему становится хуже. Вообще-то хочется знать, с кем мне