– Я такой не знаю, – ответил мужик едва слышно.

– Кто были эти люди? – Лан кивнул в сторону убитых воинов.

– Они не люди, – возразил мужик. – Они – мутоши, они – злобино отродье.

Лан смутно припоминал, что кто-то – Мара или Титан – говорили ему, что одинцовская община до фанатизма блюдет чистоту крови.

– Мне фиолетово – люди они или нелюди! – просипел Лан. – Что им от вас-то нужно?

– Что-что… – проворчал мужик и потерял сознание. Лан привел его в чувство, встряхнув за грудки. – А что нужно всем мутам? – продолжил он, не потеряв мысль. – Портить жизнь роду людскому. Чинить зло. Сеять смерть.

– Ну, а конкретнее? – Лан встряхнул мужика еще раз.

– Достал, – пожаловался тот обреченно. – Грозятся изничтожить нашу общину за то, что мы отказались платить дань и вообще – послали куда подальше.

– Правильно, что отказались, – одобрил Лан, взглядом выбирая себе фенакодуса. Клыкастые рысаки не очень-то хотели покоряться человеку, убившему их хозяев, но и особой агрессии проявлять не собирались, поскольку были вышколенными служаками. – А сколько их всего? Небось, большая банда? Группировка?

– Орда, – ответил одинцовский пахарь.

Лан призадумался. Орда… Воображение нарисовало многотысячную армию всадников в одинаковых темных доспехах. Даже если вооружены они в основном мечами и луками, все равно – гиблое дело становиться на пути у эдакой силищи.

– Едем в Одинцово! – сказал Лан. – В седле удержишься?

– Я не полезу на вонючего мута… – мужик предпринял вялую попытку отстранить Лана.

– Само собой, ты не полезешь. Я сам тебя посажу. Вот этот, вроде, самый смирный… – Лан, крякнув, закинул пахаря в седло, точно тюк, и чужой фенакодус недовольно защелкал зубами, норовя отхватить дерзкому юнцу пальцы; мощные когти на всех четырех лапах взрыли дерн. Возле седла Лан нашел моток бечевы, и это было кстати: он привязал ноги одинцовского обитателя к стременам.

– Вот ты зараза, – посетовал пахарь.

– Не свисти! Так, по крайней мере, не свалишься.

Фенакодусы вдруг одновременно зафыркали, заводили уродливыми мордами, точно что-то унюхали. Лан достаточно хорошо знал повадки клыкастых скакунов, чтобы понять: они почуяли других фенакодусов.

Лан запрыгнул в седло ближайшего верхового мутанта. Тот приглушенно взвизгнул, замотал головой, щелкая зубами и брызжа слюной. Лан похлопал его по шее ладонью, мол, прости, брат, что не познакомился с тобой честь по чести, а сразу же взгромоздился верхом. Фенакодус прекратил дергаться, опустил голову и сердито запыхтел. Лан сжал его поводья одной рукой, второй – поводья фенакодуса пахаря, наподдал каблуками «берцев» по опадающим и вздымающимся, точно кузнечные меха, бокам. Пара верховых мутантов двинула через прогалину, а затем, проломившись сквозь кусты, вышла на тропинку, по которой крался Лан перед тем, как услышал характерные звуки «экспресс-допроса».

На тропе были другие всадники. Их скакуны двигались вереницей и крадучись, почти не производя шума. Это был небольшой легковооруженный отряд не то разведчиков, не то охотников на двуногую добычу. Впрочем, одно не исключало второго. Чешуйчатые лица воинов вытянулись, когда из зарослей с шумом вырвались Лан и спасенный им пахарь. Басовито рявкнул дульнозарядный пистоль. Удар в грудь едва не вышиб Лана из седла, и юноша, пока не осознав – ранен он или уже убит, хрипло вскрикнул и от души пришпорил своего фенакодуса пятками.

Они вклинились в волнообразно шевелящий цепкими ветвями кустарник по другую сторону от тропы. Фенакодусы заработали когтями и челюстями, пробивая путь в живой преграде. Скакуны-мутанты, небось, понимали, что наездники направили их «куда глаза глядят», тем не менее, безропотно и с рвением выполняли отданный приказ.

Их преследователи разразились лающим боевым кличем, вскинули мечи и копья, предвкушая расправу над двумя обреченными.

Лан с удивлением осознал, что он не мертв, и даже, в общем, не сильно пострадал: пуля угодила в висящий на его груди «Кипарис» и разворотила ствольную коробку. Этот удар, конечно, попробовал ребра Лана на прочность, но кости, вроде, выдержали. А вот «Кипарис» было реально жаль…

Пробившись сквозь кустарник, Лан и одинцовский пахарь оказались среди деревьев. Фенакодусы ловко, словно ящерки, лавировали между заросшими мохом стволами. Скакуны несли беглецов вперед, почти не теряя в скорости. У пахаря не было сил управлять своим животным, он лежал на шее фенакодуса, как ребенок – впившись пальцами в жесткую гриву.

Лан отчаянно жалел, что у него нет третьей руки – отстреливаться от погони. В первые секунды он боялся оторвать взгляд от бездорожья и зарослей, что громоздились на пути скакуна, а затем стало понятно, что фенакодусы сами прекрасно знают, как обогнуть или преодолеть возникающие прямо по курсу препятствия. И тогда Лан стал позволять себе поглядывать за спину.

Семеро. Немного и немало. Те же темные доспехи, тот же азарт в темных глазах: он легко читался, невзирая на расстояние и скачку. Преследователи свистели и гикали. Несколько стрел просвистели у Лана над макушкой. В него едва не попали – в зарослях и при петляющем беге фенакодусов! Лучникам стоило отдать должное: Лан понимал, что на открытой местности его бы в два счета утыкали стрелами. Значит, стоило продолжать двигаться сквозь лес,