Еще больше его тревожило, что от соглядатаев во дворце уже пять дней не было вестей. Вполне могло статься, что их разоблачили, пытали, а то и прикончили.

– Что ты делаешь? – прервал Филбин ход его мыслей.

– Размышляю, что тебе сначала отрезать – руки или ноги.

– Пресветлый Владыка, укрой меня, – залопотал священник. – Пресветлая Владычица, спаси меня!

– Здесь их нет. Зато есть это. – Гундер постучал по лезвию костной пилы. – Закаленная севелдромская сталь, сделано на заказ. Режет кости, как теплое масло. Раньше многие умирали от шока, когда им отпиливали конечности, потому что это занимало слишком много времени.

– Зачем тебе это?

– И тогда придумали новое лезвие, – продолжал Гундер, поворачивая пилу так и эдак, чтобы солнце играло на металле. – Из особого сплава. Теперь работа спорится – раз, и готово.

– Если хочешь денег, пожалуйста, – пообещал Филбин. – Церковь заплатит за мое возвращение приличный выкуп. Больше, чем ты можешь представить.

– Наверняка. – Гундер притворился, что взвешивает предложение. – Но меня больше интересуют не деньги, а это. – И он ткнул пальцем в крупную голову Филбина.

Первосвященник видел по меньшей мере пятьдесят зим. Его тело, напоминавшее бочку, плотно обтягивала изысканная малиновая мантия, расшитая золотом. Черные волосы на макушке редели, и он, чтобы восполнить эту потерю, отпустил бороду. Та обычно выглядела внушительно, но сейчас вся промокла и спуталась. Несмотря на любовь к излишествам и отталкивающие наклонности, ум Филбина был таким же острым, как его смолянисто-черные глаза.

– Сколько ты хочешь? – спросил он таким голосом, будто торговал зерном, а не умолял сохранить себе жизнь. Сделки в затруднительных положениях были ему не в новинку.

– Вопрос не в деньгах, – сказал Гундер. Он стал прямо напротив Филбина и наклонился, так что их лица поравнялись. В глазах священника что-то дрогнуло.

– На кого ты работаешь? На эту суку Робеллу? – спросил тот. Гундер покачал головой. – На кого тогда?

Гундер, глядя ему прямо в глаза, но, чуть понизив голос, чтобы священник подался вперед, произнес:

– Я тебе не скажу, Филбин.

– Перестань называть меня по имени!

Гундер пропустил вспышку гнева мимо ушей.

– Я хочу узнать о твоем детстве.

После этих слов Филбин вновь замолчал, прикидывая, зачем его привязали к стулу. Такого поворота он не ожидал. Вид у священника был спокойный, но губы его дрогнули, брови слегка нахмурились, желваки пошевелились. Все это не ускользнуло от внимания Гундера.

– Несчастное для тебя было время.

– У тебя дар, – произнес Филбин. Догадка была разумная, но неверная. – Какая-то слабая магия позволяет тебе читать мои мысли – те, что неглубоко лежат.

Гундер решил взять его врасплох.

– Твоя мать любила приложиться к бутылке.

– Это ты наугад сказал, – усмехнулся Филбин, но глаза, мельком взглянувшие в прошлое, его выдали.

– Твой отец работал в шахте. Неделями не бывал дома. Пахал как вол, чтобы обеспечить вас с матерью.

– Все это можно прочесть в документах. Пока ты меня не впечатлил. Что тебе нужно?

– Твоя мать по ночам уходила из дома, а иногда приводила мужчин.

– Как ты смеешь! – Филбин напрягся, и стул под ним скрипнул.

– Ты много часов сидел в одиночестве и не знал, чем себя занять. А потом нашел Книгу, – вкрадчиво сказал Гундер с дружелюбной улыбкой. – Великую Книгу и Путь.

– Безбожник, – сплюнул Филбин.

– Я нахожу забавным, что ты посвятил себя религии, пропитанной идеями чистоты, в то время как твоя мать была дешевой шлюхой.

– Я тебя убью, мразь! – закричал Филбин, извиваясь и силясь оторваться от стула. Тот снова скрипнул, но, к счастью, не сломался. Учитывая вес первосвященника, жалеть гвоздей Гундеру не следовало. – Тебя будут пытать много дней! Много недель! Ты будешь молить о смерти!

– Ты знал, что творилось в родительской спальне, а отец… Он ведь о чем-то догадывался, правда?

– Нет! Нет! – Филбин всхлипнул и затряс головой. Гундер даже не прикоснулся к нему, но удары били точно в цель, и раны от них были глубже, чем от стали.