хотел думать, как это сочетается с правом и необходимостью постоянно убивать людей. Он просто не хотел стрелять в лошадей – и не хотел, чтобы это делали другие.

Другие уже изготовились – плохо различимый из-за солнца всадник на гребне явно целился из лука.

– Не надо, – пробормотал Немакс, махнув ему рукой.

Лучник был далеко – ни стрелой достать, ни докричаться, – и заметить Немакса он не мог. Но заметил – и резко убрал кулак за ухо.

Лишь теперь Немакс сообразил, что засадников на гребне не было, что всадник – один из пары, расстреливавшей Клыча, и что целится всадник в него, Немакса.

Расстояние было безопасным, но Немакс все равно тронул Рому, посылая чуть вперед, и, развернувшись к своим, крикнул:

– Жардан!..

Короткое шипение, немота, небо падает вправо, там темно.

Совсем темно, так что ни рук не разглядеть, ни обивки соломенного матраса.

Для хорошего стрелка нет расстояний. Есть только время.

У меня времени нет.

Норм вскочил и чуть не грохнулся от чрезмерности движения. Грохаться времени не было. Чувство опоздания было почти невыносимым, хотелось изогнуться затылком к лопаткам и выдавить из себя стон, перетекающий в рык. На это времени не было тоже.

Норм потоптался, соображая, метнулся к двери и обратно к лежаку, пнул по нему, зашипел от боли и поспешно обулся, пока распахивался колодец.

Дверь лязгнула. Она никогда не лязгала, но Норм знал почему-то, что этот звук что-то значил. Для всех, кроме Норма. Не до звуков сейчас.

Нельзя ждать, нельзя отвлекаться, нельзя умирать. Надо все делать в одно касание, в один отскок. Второй означает поражение. Не только для Норма, это бы он вынес как-нибудь, – для всех. А быть пятаком, на котором поскальзывается и рушится колоссальная фигура, составленная сотнями яростно вцепившихся в реальность людей, никак невозможно.

Вперед.

Короткий путь от скалы к колодцу на Кингхиллз вел через холм. Оглядываться тоже было некогда, Норм просто покосился и сумел разглядеть, что поток, текущий из ворот Гарданики, не слишком густ. Значит, наши потери невелики, обрадовался Норм и тут же напомнил себе: у нас ведь и войско невелико.

Запах спичек был таким густым, что почти царапал ноздри. Оружие было везде, его было много очень, оно тащило к себе, как мощный магнит кофейную ложечку. Земля под ногами подрагивала, горизонт на западе и юге клубился черным, черное иногда на миг рвалось белыми полосками и комками и тут же затягивалось. Над Рысьей Падью висел розовый туман, из которого доносился ровный тоскливый вой. Пару раз кожу на затылке и лопатках как будто хватанула тысяча ледяных когтей. Значит, Драгун все-таки привел файргардов, восхищенно понял Норм.

Страшно не хватало коня, но сейчас его ловить было бессмысленно – всадник заметнее, а Норм уже вбегал в поле боевых действий, пусть на самый его краешек. Не отвлекаться и не умирать, напомнил он себе, старательно отворачиваясь от невнятной свалки: десяток одинаково грязных и закопченных человек сошлись врукопашную.

Добежать до леса. А там про лошадь и жалеть не надо будет. Сквозь лес пешком бежать проще, чем верхом, а в колодец ни одна лошадь не прыгнет – только Рома. Рома, ты жив, и ты ждешь, повелительно подумал Норм и понял, что задыхается.

Сверху ударил порыв ветра. Норм задрал голову и застыл. Мимо летел грязно-фиолетовый дракон с человеком между крыльев. Меня, загнанно подумал Норм, меня возьми. Дракон развернул голову и неловко укусил наездника за плечо – хотел за голову, но тот успел отпрянуть, насколько смог. Человек несколько раз дернул мечом, крылья дракона задергались, и он, скособочившись, понесся к земле. Я лучше пешком, отметил Норм – и больше на посторонние явления не отвлекался.

Даже атака троицы троллей на обслугу передвижных катапульт не отвлекла Норма. Да и неприятно на это было смотреть – хотя одному троллю садоринцы умудрились выбить глаз. Тот рассвирепел, и все быстро кончилось – но Норм пробежал открытый участок быстрее.

Лес горел. Справа между деревьями метались прозрачные оранжевые полотнища – они махом слизывали с дерева листву и мелкие ветки, обливали чернотой и с треском обгладывали до головешек. Слева скомканной паутиной лежал дым. Норм, буркнул Норм и побежал. Он бежал, кажется, три жизни подряд, останавливаясь, лишь чтобы выкашлять очередной кусок горла, проморгаться сквозь густые слезы и бежать дальше. Пару раз поверху свистнули стрелы, однажды одеяло дыма распахнулось и кинулось, чтобы схлопнуться на Норме. Норм упал и пополз на спине, наблюдая, как в белой мути исчезла крупная ель, и еще одна. Под руку попался то ли обломок ветви, то ли кусок рога. Норм метнул его в одеяло. Снаряд проделал в мареве четкую дыру – и одеяло сдулось и опало. Норм равнодушно кивнул, на карачках дополз до входа в колодец, снова закашлялся и свалился в проем, твердя: ноги полусогнуты, голова прикрыта локтями.

И все равно заскользил по склону скалы костяшкой на правой щиколотке. Опрокинусь – и головой в гранит, понял Норм, докашливая и через силу перебирая ногами, быстро, быстро, еще быстрее – ай, больно же, все, соскочил. Глаза слиплись от дымных слез, тело гудело и сигналило разнообразными жалобами. Но сильно пострадали, кажется, лишь штаны, разодранные ниже правого колена.

По горизонту, видному в створе скал, стелился черный дым. Кингхиллз пылал. Пылала даже главная мультяшная башня. Значит, Пурэвжав работает как