слабой.

– Не сдерживай свою злость, – сказала она. – И не давай никому ее сдерживать. Ни бабушке, ни папе, никому. И если тебе нужно ломать и крушить все вокруг – ради Бога, ломай и круши хорошенько и изо всех сил.

Он не мог смотреть на нее.

Просто не мог.

– И если однажды, – сказала она, уже не сдерживая рыданий, – ты обернешься назад и почувствуешь вину за то, что в тебе было столько злости, за то, что ты так сильно злился на меня, что даже говорить со мной не мог, вспомни, Конор, непременно вспомни, что это нормально. Совсем не страшно. Вспомни, что я знала. Я знаю, понимаешь? Я знаю все, что ты хочешь мне сказать – так что и вслух произносить не обязательно. Договорились?

Он все не мог смотреть на нее. Не мог поднять головы – она вдруг сделалась такой тяжелой. Его словно разорвало пополам.

Но он кивнул.

…

Конор слышал, как она вздохнула глубоко и хрипло, слышал облегчение в этом вздохе, слышал и крайнюю усталость.

– Прости, сынок, – сказала она. – Мне нужно принять обезболивающее.

Он отпустил ее руку. Мама потянулась и нажала кнопку больничного прибора – он контролировал обезболивающие лекарства, настолько мощные, что после их приема она моментально засыпала. Нажав на кнопку, она снова взяла его руку в свою.

– Вот бы у меня была сотня лет… – очень тихо сказала она. – Сотня лет, которую я могла бы провести с тобой.

Конор ей не ответил. Через несколько секунд лекарство подействовало, и мама уснула, но это уже не имело значения.

Разговор состоялся.

Сказать больше было нечего.

– Я поеду обратно в больницу, Конор, – сказала бабушка, высадив Конора у его дома. – Не хочу оставлять маму в таком состоянии. Что ты тут позабыл такого важного?

– Мне нужно кое-что сделать, – ответил Конор, глядя на дом, в котором провел всю свою жизнь. Дом казался пустым и чужим, хотя Конор уехал отсюда совсем недавно.

Он вдруг понял, что, возможно, ему придется уехать отсюда навсегда.

– Я вернусь за тобой через час, – сказала бабушка. – Ужинать будем в больнице.

Конор ее не слушал. Он уже захлопнул за собой дверь машины и отвернулся.

– Через час! – крикнула ему бабушка из-за закрытой двери. – Чтобы через час был здесь.

А Конор уже поднимался по ступенькам крыльца.

– Конор? – позвала бабушка. Но он не обернулся.

Он едва слышал, как она выехала на дорогу и унеслась прочь.

…

В доме пахло пылью и застоявшимся воздухом. Конор даже не потрудился закрыть за собой дверь. Он пошел прямиком на кухню и выглянул в окно.

На холме стояла церковь. Церковное кладбище сторожило возвышающееся над ним тисовое дерево.