– Пираты когда-нибудь сдаются? – спросила она. – Я думала, они лишь идут ко дну в пламени славы.
– Только плохие пираты. – Уголок губ Николаса приподнялся. – Остальные доживают до другой войны и легализуются.
Ей удалось слегка улыбнуться:
– Буду иметь это в виду.
– Вы правы, – сказал он, изучая небольшие шрамы, разбросанные по его руке. – Что касается правил – они в основном негласны и необъяснимы.
Поначалу наблюдать за мужчинами и их игрой было почти забавно – как же смешно слышать столь убийственно вежливые слова, произносимые с такой нескрываемой ненавистью. Но потом, благодаря Рену, игра внезапно стала зловещей – способом причинить настоящую боль, внешне оставаясь все в тех же тесных оковах приемлемого.
София называла это азартной игрой, но Этта не соглашалась. В тот первый час торжественный поток представлений, разговоров и рассаживания заставил ее почувствовать, что они стали частью небольшого оркестра. Каждое музыкальное произведение подчинялось строгим правилам: как читать ноты, держать темп и сотне других, складывающихся в звук и ритм, задуманные композитором. Для игры в импровизации и переосмысления фрагментов оставалось не слишком много пространства, поэтому Этта всегда старалась наполнить свое выступление каким-нибудь чувством, разбавить им то, чего от нее ожидали. Хотя самые требовательные судьи, казалось, обычно предпочитали безукоризненное исполнение вдохновению или даже страсти.
Но сравнение с азартной игрой и игрой в оркестре оказалось ошибочным. Оно подразумевало, что каждый участвовал добровольно, но, по правде говоря, Этта сомневалась, что кто-либо в самом деле жаждал участвовать в этом социальном фарсе, кроме тех, кто создавал правила ради собственной выгоды.
– Если могу, стараюсь во все это не лезть, – медленно проговорил Николас, словно не зная, как продолжить. Его голос упал, и Этте пришлось придвинуться ближе, чтобы расслышать. – Это – ужин с пленными офицерами – редкое исключение. Мне не в тягость выразить уважением морякам, с которыми я хожу под парусами, потому что я восхищаюсь ими и ценю их. Но вы правы – фальшь утомительна. И лжива.
– Кажется, одним из преимуществ пребывания здесь, – сказала она, – должна быть возможность создавать свои собственные правила.
– По правде говоря, на корабле правил еще больше, и они довольно строги. Возможно, вы и избавили юного Джека от расправы после фиаско с ложкой, но все знают, что он будет наказан за то, что вел себя так по отношению к офицеру.
– Как наказан? – резко переспросила Этта. – Он же просто мальчик…
– Нельзя позволить себе роскошь быть «просто мальчиком», когда ходишь под парусами, – с чувством возразил Николас. – Он – член команды. Наши правила и иерархия подчинены задаче выживания, и в следовании им есть своя логика и смысл, даже в самых безвыходных ситуациях. Наказания за их нарушение столь же серьезны, как и они сами, потому что отступление от своих обязанностей одним ставит под угрозу всех.
Этта сжала челюсти, отступив от него. Минуту назад Николас упомянул хлыст, и мысль о том, как он щелкает по голой спине мальчика, пытающегося стоически перенести на глазах всей команды наказание, за то, что хотел бы сделать каждый из сидящих за столом…
– Мисс Спенсер, я имел в виду, что мы пересмотрим его довольствие, – тихо сказал он. – Не переживайте. Он должен получить урок, но его вряд ли ждет серьезное наказание.
В его голосе прозвучала мягкость, которой она не ожидала.
– Вас когда-нибудь… наказывали?
Он кивнул, проводя большим пальцем по нижней губе. Этта следила за тем, как он скользил по крутому изгибу, пока не спохватилась, что не должна была бросать на него даже взгляда.
– Несомненно, примерно в его возрасте, – продолжил он. – У меня был дьявольский нрав, не представляю, сколько терпения потребовалось Холлу, чтобы меня не придушить. В итоге я благодарен ему за науку, ведь он дал мне возможность стать частью его команды. Я предпочитаю откровенность и считаю, что мы должны отсекать неважные для нас вещи – те, что имеют большое значение для сухопутных крыс. То, что характеризует меня в первую очередь, – это моя работа, способности, Джека это тоже касается. И если вас не рекрутировали на флот насильно, люди попадают сюда осознанно.
Николас не сказал этого прямо, но у девушки возникло такое чувство, что эти «неважные вещи» напрямую связаны с цветом его