Девушка оторвала взгляд от его лица. Так и есть – это его единственный сюртук. Он, вычищенный щеткой, был на нем и сейчас. Этта в нем тонула, но на Николасе он идеально сидел поверх белой рубашки, подчеркивая широкий размах плеч. Он преодолел оставшееся между ними расстояние. Высокий, с плотными сухими мышцами, обтянутыми узкими брюками; все в нем казалось действенным: от того, как он говорил, до того, как двигался с неизменной легкой грацией, цепко держа ногами качающуюся палубу.

Присутствие казалось невероятным, еще более огромным, чем его тело. Когда он встал рядом с ней, Этта почувствовала тепло, словно юноша снова закутал ее в свой сюртук.

– У вас крепкие ноги, – наконец констатировал он, возведя взгляд к небу. – К концу путешествия станете бывалой морячкой.

– Я в этом ничего не смыслю, – призналась Этта, следя за его взглядом вдоль огромной мачты – она назвала бы ее центральной – до… Это что, человек работает там на длинной рее, к которой крепился парус? Она и прежде видела моряков, карабкающихся вверх и вниз по канатам, словно пауки по паутине, но никто из них не забирался так высоко – настолько высоко, что она не могла разглядеть его лицо. Матрос казался бледным пятном на звездном одеяле. От одного взгляда мутило.

– Он сможет спуститься вниз? – спросила Этта, осознавая, что вцепилась Николасу в руку. Тот замер, окаменел одновременно с нею, тихонько вздохнув. Шерсть оказалась грубой для ее пальцев, и девушка продолжала чувствовать ее, даже когда разжала руку и отступила.

– С ним все будет в порядке, – мягко ответил Николас. – Большинство из нас начинают лазать по вантам еще мальчишками. Поднялся ветер – и Марсден рифит паруса: уменьшает их площадь, чтобы корабль не потерял устойчивость.

Она кивнула, теребя край рукава, пытаясь ослабить завязку. Юноша говорил так спокойно, как Этта могла бы сообщить, что в детстве лазала по деревьям в Центральном парке.

Николас снова скрестил руки на груди и, закрыв глаза, подставил лицо ветру.

– Мне очень жаль, что я испортила ужин, – тихо проговорила Этта. – Но я и не подумаю раскаиваться в том, что сделала. Он забылся и был не прав.

Его губы дернулись:

– Увы, ужин был обречен с той минуты, как накрыли на стол. И будьте уверены: вы в обществе людей, часто сталкивающихся с насилием. Тут умеют ценить хорошую работу.

– Я еще никому не давала пощечины, – призналась она.

– И как вам?

– Я бы получила больше удовольствия, если бы он вылетел со своего места, как мне представлялось. Мне весь вечер хотелось ему врезать, но… боюсь, я навлекла на вас крупные неприятности.

Николас посмотрел на нее, как показалось Этте, с крайним изумлением. До нее слишком поздно дошло, что юным леди того времени и этого не пристало говорить. Тем более так.

Она бросилась оправдываться:

– Рен пытался вывести вас из себя. Не знаю, что будет дальше, но, боюсь, он найдет способ добиться своего.

– Он не посмеет добиваться этого от вас, – резко ответил Николас. – Если дорожит своей шкурой. Я бы получил огромное удовольствие, пройдясь по нему плеткой-девятихвосткой.

Жестокость в словах была обещанием.

– Вы уверены, что не можете просто… высадить его на далекий остров с бутылкой рома? – спросила Этта, шутя лишь отчасти. – Прогнать по доске прямо в акулью пасть?

– Высадить? Прогнать по доске? – К ее удивлению, он рассмеялся. Слышать это было наградой. – Боже, мисс Спенсер, мне кажется, в вашей груди бьется сердце пиратки! Жаль, капитан Холл не остался, он бы порассказал вам своих историй за ужином.

– Жаль, – согласилась она, радуясь, что напряжение окончательно спало. – А вы какие-нибудь знаете?

– Я не такой хороший рассказчик, как он, – признался Николас. – Возможно, вам было бы интересно услышать очаровательную историю о пиратах, которые выпотрошили и вырезали сердце у британского офицера, вымочили в спирте и съели.

У нее отвисла челюсть:

– В спирте? В алкоголе? Так что, вкуснее?

– Думаю, это блюдо мало что могло бы улучшить, – ответил он. – Но, полагаю, при известной толике рома и мужества возможно все.

Этот обмен репликами настолько выходил за рамки напыщенной вежливой застольной болтовни, что возникло впечатление